этим. 
Я действовал не так, но не винил ее за осторожность.
 — Я сегодня отвез вашу машину в ремонтную мастерскую, — сказал я. — Обещаю, что потороплюсь с этим. Я знаю, вы хотите отправиться в путь.
 — О, я, э-э… извините. — Она преувеличенно нахмурилась. — Я приходила не за этим. Я не хотела навязываться, правда. Просто проходила мимо, поняла, что задержалась, и пожалела, что помешала вам.
 — Совсем не помешала. — Она могла прервать меня в любое время в любой день недели. Ее появление в дверях стало лучшей частью моего дня. До сих пор.
 Это был великолепный вечер. Над водой поднялся легкий ветерок, смягчая жару и добавляя прохлады.
 — Итак, Лондин, — я разрезал кусочек курицы, — расскажите мне о себе. И давайте перейдем на «ты».
 — Давай. Ты первый.
 — Но я задал этот вопрос. — Я усмехнулся. — Давай вот как поступим? Какой бы вопрос ни был задан, мы оба должны ответить. Ты можешь начать.
 — Мне нравится. Я согласна. — Она кивнула и перевела взгляд на воду.
 Я ожидал чего-то легкого. Откуда я родом. Как долго работаю в гараже. Задать личный вопрос было не так уж сложно, но по мере того, как секунды превращались в минуты, а она молчала, я понял, почему это было так сложно.
 Дерьмо. Причина, по которой она не спрашивала, была не в моем ответе.
 А в том, что она тоже должна будет его дать.
 — Послушай, мы не обязаны это делать. Я не хотел совать нос в чужие дела. Я буду заниматься своими делами.
 — Дело не в этом. — Она покраснела. — Я пыталась придумать какой-нибудь интересный вопрос, но, хоть убей, все, о чем я могу думать — это скучные вопросы. Не дави на меня.
 Я усмехнулся.
 — Тогда давай я задам первый. Откуда ты?
 — Из Калифорнии — это короткий ответ.
 — А длинный?
 Лондин только откусила кусочек. Она подняла руку, продолжая жевать, а я не отрывал взгляда от ее профиля. Прошло много времени с тех пор, как я изучал женский профиль, и неудивительно, Лондин была прекрасна под любым углом.
 У нее был слегка вздернутый кончик носа. Странно ли было думать, что у кого-то красивый лоб? У нее был изящный изгиб, не слишком большой и не плоский. С тех пор, как я видел ее раньше в гараже, она собрала свои длинные светлые волосы. Они был объемными на макушке и собраны в конский хвост, который ниспадал по центру ее плеч.
 Она была, наверное, на семь или восемь дюймов ниже моего роста в шесть футов и три дюйма (прим. ред.: примерно 191 см.). Она была худощавой, но в ее теле чувствовалась сила, особенно в ее подтянутых ногах. Черт возьми, у нее были ноги, которые невозможно было не заметить. После глаз, они были моей любимой частью ее тела.
 Она сглотнула и вытерла салфеткой свои мягкие, податливые губы.
 — Ты слышал о Темекьюле?
 — Нет.
 — Это примерно в полутора часах езды к юго-востоку от Лос-Анджелеса. Отличная погода, что само по себе неплохо, учитывая, где я жила. Когда мне было шестнадцать, я убежала из дома.
 У меня отвисла челюсть.
 — Шестнадцать?
 — Шестнадцать, — повторила она.
 — Могу я спросить, почему?
 — Мои родители больше интересовались наркотиками, чем своей дочерью. — Она вздохнула. — Я не придавала этому значения, когда была маленькой. Разве это не безумие? Я была простым ребенком и думала, что у всех родители были под кайфом двадцать четыре часа в сутки.
 Это не было безумием, но это было печально. Сбежала из дома? Она не казалась достаточно суровой, чтобы жить на улице. Она казалась слишком утонченной и деликатной.
 — Довольно скоро я поняла, что это ненормально. Я научилась заботиться о себе. И когда все стало совсем плохо, я решила, что оставаться там не стоит.
 В шестнадцать лет. Это было непостижимо.
 — Куда ты поехала?
 — Вообще-то, я осталась в Темекьюле. Уходя из дома, я не имела никакого плана. Я была сумасшедшим подростком и просто… ушла. В тот момент у меня не было развито рациональное мышление.
 Да. Потому что ей было шестнадцать.
 — Я могу это понять.
 — В общем, я ушла с рюкзаком, набитым одеждой, и небольшим количеством наличных, которые украла у родителей. Я собиралась отправиться в Лос-Анджелес пешком.
 — Что заставило тебя остаться?
 — Я встретила подругу. Она и по сей день моя лучшая подруга, и в то время жила с двумя другими детьми на свалке за городом.
 — На свалке?
 Лондин кивнула.
 — Да. Эта свалка стала моим домом на два года. В конце концов, мы жили там вшестером. Этот «Кадиллак»? Вот где я жила. Спала на заднем сиденье.
 Все, что я мог, это моргать с открытым ртом.
 Неудивительно, почему ее так волновала эта машиной.
 — А твои родители когда-нибудь…
 — Нет, они так и не нашли меня. Не знаю, искали ли они вообще. Насколько я знаю, они не заявляли о моем исчезновении и не обращались в полицию. Они просто отпустили меня.
 Я стиснул зубы, и ярость вскипела в моей крови. Куски дерьма.
 — Не злись из-за меня, — поддразнила Лондин, толкнув меня локтем. — Мы не были совсем без присмотра взрослых. Там был мужчина, который управлял свалкой и присматривал за нами. Это была его собственность, и Лу разрешил нам там жить. Он разрешил нам пользоваться ванной и душем в своем гараже. Если мы заболевали, он приносил нам лекарства.
 Я удивленно уставился на нее.
 — Он не сообщил об этом в полицию?
 — Он знал, что, если приедут копы, мы уйдем. И нам всем было лучше оставаться на свалке, чем возвращаться в тот ад, откуда мы пришли. Он не выгнал нас, и это было больше, чем кто-либо из взрослых в моей жизни делал для меня раньше.
 — Приемная семья?
 Она фыркнула.
 — Я не собиралась в приемную семью, и никто не смог бы меня заставить.
 — Значит, ты прожила в машине два года.
 — Именно. — На ее губах заиграла легкая улыбка.
 Она говорила об этом месте так, словно провела обычное, счастливое и благословенное детство на свалке. В шестнадцать лет. Это не было волшебством, но, глядя на ее лицо, можно было подумать, что так оно и есть.
 Я покачал головой.
 — Я… я даже не знаю, что сказать.
 — Я знаю, это звучит безумно. Но ты должен понять, впервые в моей жизни у меня были люди, которые заботились обо мне. Мы, шестеро детей и Лу, были семьей. Мы заботились друг о друге. Заботились о том, чтобы у всех нас была еда и одежда.
 — Как ты зарабатывала деньги? И