— Доверь мне вернуть твою сестру, — сказал Вик, выпрямляясь, его лицо стало мрачным, когда он повернулся в сторону леса.

Клянусь, пока он шел, я видела, как тьма его нрава разрасталась, словно море колючих черных роз, вырываясь из него, чтобы вгрызться корнями в землю. Спустя несколько шагов, Виктор перешел на бег.

У меня перехватило дыхание, пока я смотрела, как он уходил, напуганная тем, что увижу свою родственную душу застреленной в попытке спасти мою младшую сестру, которую я любила большего всего на свете. Он пересек открытую, покрытую травой местность между концом Камаро и началом леса, едва успев увернуться и спрятаться в тени, прежде чем пули градом полетели в его направление.

Возвращаясь в текущую ситуацию, я приблизилась к месту, где Хаэль опустился на колени рядом с передней шиной. Он перезаряжал свой пистолет пулями, которые достал из кармана, поворачиваясь и целясь через капот в наших врагов.

Включая Максвелла Баррассо, который, к сожалению, все еще был жив, здесь было еще семь членов «Банды грандиозных убийств», с которыми нужно было бороться: четыре охранника, два водителя и один босс банды. Звуки сирен вдалеке предупредил нас о присутствии VGTF. Даже теперь они могли натолкнуться на кортеж Максвелла.

— Готова, Блэкберд? — спросил Хаэль, и я кивнула, целясь из своего пистолета и готовая к тому, что, скорее всего, будет кровавым и отвратительным противостоянием.

Их было семеро, нас — пятеро. Виктор пошел за Офелией и Хизер, но мне ли не знать, что не стоит сомневаться в способностях моего мужа, в тех, которые он так тщательно бережет, что иногда я забывала, что он самый опасный член Хавок. Ни Оскар. Даже не Каллум. Нет, это Виктор, мать его, Ченнинг.

Безоговорочно.



27. Виктор Ченнинг

Я крался сквозь деревья, прислушиваясь к отдаленному хрусту листьев или треску веток. Офелия могла ползти сквозь лес на животе, как змея, но Хизер маленькая и делала куда больше ошибок, пока они обе проходили в деревьях.

— Виктор! — прокричала Офелия, наконец, поняв, что кто-то следует за ней. И, конечно, она предположила, что этим человеком был я. Умно. — Убирай отсюда свою задницу или, клянусь, я утащу сестренку твоей шлюхи со мной ко дну.

Даже когда она угрожала мне, Офелия понимала, что не выберется из этого леса живой, если убьет Хизер. Она это знала, и именно поэтому я не переживал, когда вышел из-за деревьев и ступил в ее поле зрения.

Земля была покрыта мхом, заполняя пустые пространства между деревьями. Папоротники усеивали пейзаж, тяжелые и капающие росой, когда я прошел между ними и остановился возле поваленного бревна, покрытого гроздьями коричневых грибов.

Здесь очень живописно, прекрасное место для смерти.

Оно куда красивее, чем заслуживала Офелия Марс.

Ты позволила им касаться меня, подумал я, когда уставился на нее с другой стороны поляны, и солнечный свет падал слабыми, но заметными поцелуями на наши макушки. Свет раскрывал все прекрасные переливы и блики естественных вариаций в иссиня-черных волосах Офелии. Ты позволила этим мужчинам уничтожить меня. Иногда, ты смотрела.

Внутри меня горел темный уголь моей души, тот, что я хранил, сглаживал и утихомиривал столько раз, что сбился со счету. Сдерживай свой нрав, Виктор, прибереги его. Используй его как оружие. Столько, столько раз. Я предупреждал Берндаетт, предупреждал Оскара. Предупреждал Хаэля и Аарона. Даже предупреждал Каллума.

И все, никто из них не делал того, что делал я, тщательно культивируя и поддерживая эту ярость, пока она не станет похожа на ядерное ядро планеты, плотное, горячее и полное кипящей, первобытной ярости.

— Сегодня я убью тебя, мама, — сказал я Офелии, потому что, помимо всего прочего, я старался быть вежливым монстром.

Донор яичников приставила пистолет к голове маленькой девочка, но не спустила курок. Она знала так же хорошо, как и я, что если спустит, то для нее не останется абсолютно никакой надежды. Я сброшу с себя человеческую кожу и последую за ней через лес, как животное, которым она меня считала, животное, которого она сотворила, мальчик, превращенный в монстра боли и насилия.

Осторожно, медленно я начал спускаться по покрытому мхом склону передо мной.

— Отстань, Виктор, — огрызнулась Офелия, ее прекрасные ресницы ловили свет, удерживая капли солнечного света, как роса, цепляющаяся за развевающиеся ветви папоротников. Я улыбнулся ей, мои зубы были белыми и идеальными, как и ее, полученные благодаря генетике и тщательному разведению, а не стоматологии и ортодонтии. — Это твой последний шанс.

— Ты вообще когда-нибудь любила меня? — спросил я, чувствуя, как мои мышцы пульсировали от ярости. — Я имею в виду, хотя бы одну, единственную секунду?

Глаза Офелии странно сверкнули в темноте, и, когда я отпустил всю эту тщательно сдерживаемую ярость и гнев, нахлынули воспоминания. Такие мрачные и ужасные, что я едва мог выносить смотреть на нее.

— Тихо, сынок, все хорошо, хорошо, — Офелия убрала мои волосы с лица, пока я плакал, гладила их длинными, белыми пальцами с идеальной формой ногтей.

Она провела одним из этих ногтей по моему носу, а потом обхватила мое лицо и повернула мою голову к себе.

Поцелуй, которым она меня одарила, был неподобающим. Ее прикосновения были агонией. Ее боль стала моей болью, загнанная в мое тело, вне зависимости хотел я того или нет.

Я моргнул, медленно и мрачно, и думал, а что если в этом лесу, в тенях она могла видеть, что во мне было ничего, кроме зла и мрачных намерений на ее счет. Давно забытые воспоминания всплыли на поверхность, когда я наконец, к счастью, освободил последние отголоски гнева.

Звук шагов