— Я слушаю.

— Если ты самолично сдашься в полицию и признаешься в изнасиловании, то я подумаю над твоим предложением.

Смотрю на Рамиля, пытаюсь уловить реакцию. Хоть что-нибудь. Я жду, что он поднимет меня на смех или скажет мне что-нибудь грубое, вроде того, что у меня крыша поехала, но Рамиль смотрит пристально, не мигает. Мне становится не по себе от его взгляда, будто пронизывает меня насквозь.

— Ты действительно хочешь этого? — он, наконец, нарушает молчание.

— Да.

— Почему же сразу не пошла в полицию?

Его вопрос тут же погружает меня в воспоминания. Как мама плакала и просила не позорить её.

— Мама попросила. Ей было стыдно, — отвечаю ему, а у самой в груди болит от воспоминаний.

Рамиль встаёт со стула и подходит к столу. Обходит его слева, я же огибаю стол справа. Понимаю, что появился шанс бежать, пока открыт проход. Надо только рвануть к двери. Я прибавляю скорости. Подлетаю к стулу, отодвигаю его и пинаю в сторону бегущего ко мне Рамиля, он запинается, отшвыривает стул в сторону. И делает рывок. Ловит мою руку, когда я уже выбегаю в дверь. И словно марионетку затягивает меня обратно.

Да что вообще происходит? Какое он имеет право не пускать меня?

Рамиль припечатывает меня к стене спиной и, перехватив запястья обеих рук одной рукой, поднимает их над головой. Я чувствую себя беспомощной бабочкой, которую поймал злой мальчишка за крылышки и хочет оторвать ей крылья.

— Лика…, — шепчет Рамиль, — я прошу перестань вести себя так, будто я могу сделать тебе больно.

— Ты уже делаешь мне больно, — у меня сносит крышу, и я высказываю ему всё в лицо. — Ты держишь меня здесь, заставляешь принять решение, которое я не хочу принимать. Ты уже сделал мне больно. Ты сломал мою жизнь. Я ненавижу тебя. Ненавижу. Все эти годы ненавидела и буду ненавидеть всю оставшуюся жизнь. Ты предал меня, растоптал моё сердце. Надо было думать раньше. А сейчас ты мне противен. Отпусти. Или я сегодня же заявлю в полицию о твоих домогательствах.

Злюсь на себя за слёзы, которые начинают стекать по щекам. Злюсь на Рамиля за то, что так настырно пытается втиснуться в мою жизнь.

Он опускает мои руки и обнимает. Запускает руку в волосы и прижимает мою голову к своей груди. Другой рукой придерживает за талию, растирая по кругу спину.

— Лика, если бы ты знала, как я ненавижу себя за то, что сделал. Я был очень пьян. Поэтому и не звонил в тот день тебе. Не хотел, чтобы ты увидела меня таким.

— Мне плевать. Ты гнилой и вся душа у тебя гнилая. И ни одному твоему слову я не верю. Если бы я не сбежала, ты бы до свадьбы меня насиловал? Ведь для этого ты и лишил меня девственности насильно. Ты тогда так и сказал, что теперь будешь спать только со мной.

— Я был пьян.

— Это не оправдание!

— Я знаю.

— ДАже сейчас ты удерживаешь меня силой. Разве так поступают люди, которые пытаются измениться?

— Мне приходится тебя держать, иначе мы никогда не поговорим. Ты же как страус вместо того, чтобы поговорить сбегаешь.

— Потому что не собираюсь тратить время на тебя.

— А я бы очень хотел заслужить твоё прощение. Хочу вернуть дружеские отношения, которые были у нас до того, как… всё произошло.

— Ты хочешь невозможного.

— А если я сяду, ты простишь?

— …

Упираюсь руками ему в грудь, чтобы отвоевать немного пространства.

Неужели он реально готов сесть в тюрьму? Даже не верится.

— Если сядешь и отсидишь положенный срок, — хочу учесть все нюансы, чтобы он не нашёл лазейку и не сказал потом, что — “а такого ты не говорила”.

— И сколько ты считаешь, мне полагается?

— За изнасилование по статье сто тридцать один полагается от трёх до пяти.

Я это очень хорошо знаю, специально изучала статьи про изнасилование.

— Ты же понимаешь, что сейчас сесть я не смогу.

— Да я и не сомневалась в твоей трусости. Да отпусти ты меня уже наконец.

Его руки прожигают на мне дыры. Не хочу, чтобы вообще трогал меня, но он, по-видимому, не может без того, чтобы не лапать меня.

— Если отпущу, ты спокойно сядешь на стул, и мы всё обсудим. Хорошо? Без криков, без бегства.

— Не надо ставить мне условия.

— Лика.

Я фыркаю, но всё же киваю.

Рамиль отпускает меня, и я, наконец, могу свободно вздохнуть. Мы садимся на разные стороны стола и несколько секунд молча смотрим друг на друга.

— Итак. Я услышал тебя и принимаю условие, но только после того, как ты исполнишь моё условие. Мы женимся, год ты будешь моей женой, а после получения наследства я иду в полицию и признаюсь в изнасиловании. Согласна?

Изучаю его глаза. У него они настолько чёрные, что непонятно где начинается зрачок, а где радужка. Как две дыры. Разве можно ему доверять? Он обманет и глазом не моргнёт.

— Мне надо посоветоваться с мамой. Я ведь не одна живу, и если она будет не согласна, я не пойду против неё.

— Хорошо. Звони.

— Кому?

— Маме.

— Я хотела дома с ней в спокойной обстановке всё обсудить.

— И сбежать. Нет, Лика. Так не пойдёт. Звони сейчас при мне, включай динамик и будем разговаривать все вместе.

— Ты понимаешь какой сюр сейчас происходит? Я должна звонить маме и объяснить ей, что собираюсь стать ненастоящей женой мужчине, который меня обесчестил. А за это он сядет в тюрьму через год и ещё озолотит меня. Это бред!

— Нет, Лика. Это не бред, а шанс, который даётся раз в жизни. Второй раз я такого не предложу. Подумай только, я буду безнаказанно жить, богатеть, иметь других женщин. Разве ты не хочешь мне отомстить?

Я знаю, что это провокация. Но, блин, очень триггерная провокация. Такая. Что у меня от бешенства в груди всё трясется, а злость кипит в венах.

— Хорошо, я буду очень рада услышать, как мама сама тебе всё выскажет.

Достаю телефон из кармана и набираю мамин номер.

— Громкую связь не забудь, — напоминает Рамиль.

Включаю динамик.

— Ликуша, что случилось?

Глава 13

За секунду в голове проносятся десятки мыслей.

Что сказать маме?

Как объяснить ей всё, чтобы она отказалась и чтобы Рамиль не догадался?

Только бы Матвейка сидел молча.

— Мам, привет! — начинаю издалека, выигрывая секунды для того, чтобы начать правильно