— Если ты переживаешь из-за денег, — вставляет Айка, — то я предложила Гору компенсировать вложения, но он наотрез отказался.

— Да плевать мне на его деньги! — бешусь я. — Компенсировал, значит, неудобства, да? Урод!

И, казалось бы, надо радоваться, что всё так вышло… а мне почему-то обидно.

Глава 8

Открываю глаза и тут же жмурюсь от яркого света за окном. Организм отзывается на моё пробуждение мгновенно и жестоко — во рту жуткий сушняк, а внутри черепной коробки интенсивно долбят отбойные молотки. От боли в затылке и висках я даже не могу сообразить, какой сегодня день. Совершенно ясно одно — я в собственной комнате. Об этом сообщают шуршащие стрелки настенных часов. И всё — больше никаких звуков.

Для нашего дома такая тишина — очень непривычное явление. Куда привычнее просыпаться от грохота, топота, пронзительного визга племяшек и собачьего лая. И хотя обычно это бесит, но сейчас мне немного жутковато — как будто меня все бросили. Полежав несколько минут с закрытыми глазами и восстановив в памяти последние события, я с горечью признаю — меня действительно бросили. Прямо в загсе.

Но это было вчера. Все слёзы по этому поводу уже пролиты, стопки выпиты, глупости сделаны. После моего возвращения из «Трясогузки» домой слёз больше не было. Было много еды, выпивки, смеха и танцев. Никто меня не жалел и не осуждал, мы как будто просто отмечали пятницу и возвращение Стешки — веселились, лепили во дворе снеговиков и планировали предстоящее семейное путешествие. И лишь под утро все устали и разъехались по домам.

Я же отрубилась, едва коснувшись подушки. Зато сейчас мои вчерашние злоключения вспыхнули в голове очень ярко, и молотки застучали жестче.

Я снова осторожно открыла глаза и осмотрелась. Первое, что попало в поле зрения — большой пивной бокал на столе до верху наполненный прозрачной водой и две таблетки рядышком. А ещё — ура! — моя потерянная сумочка с мобильником. Айка, умничка моя золотая, обо всём позаботилась. Проглотив таблетки и вкуснейшую воду, я улеглась и стала ждать, когда полегчает. И задумалась. А куда ж от мыслей деваться.

То, что Гору уже известно о моей выходке в «Трясогузке», я нисколько не сомневаюсь. Но это меньшее, о чём мне следует волноваться. Даже не так — я очень хочу, чтобы он об этом знал и не думал, что я весь вечер скулила и зализывала раны. Куда сильнее меня беспокоит, что известно моему боссу. Знает ли Рябинин, что регистрация сорвалась, а главное — по какой причине? Понятно, что убегая из загса, я не додумалась проверять, стоит ли его машина на прежнем месте — не до того было. Но если всё стало известно Рябинину-старшему, значит, и младший уже в курсе.

Вот гадство!

Последние полтора года я успешно избегала с ним встречи — то к морю умотала, а то внеплановую командировку себе устроила. Чтоб глаза не видели! Отвыкнуть хотела, чтоб забыть, не думать больше. И каждый раз выла, как побитая собака, и порывалась вернуться обратно, презирая себя за слабость (да сколько ж можно⁈).

Я где-то слышала, что любовь без подпитки живёт полгода. Какая хрень! Не удивлюсь, если этот срок мужики придумали. Хотя для нашей мамы это был бы личный рекорд. Я иной раз даже завидую той лёгкости, с которой она забывает о своём очередном избраннике.

Как-то раз я спросила у мамы, любила ли она хоть одного мужчину в своей жизни. А она выдала, что всю жизнь любила и любит только Рябинина. И вот что на это сказать? Так любила, что, встретив спустя годы, не признала в нём Айкиного отца? Но иногда я думаю, что куда легче жить вот такой безголовой.

А мне-то как быть⁈

С улицы послышался собачий лай, и я про себя улыбнулась — всё же я не одинока. И головная боль почти стихла. Встав с кровати, я подошла к окну и выглянула во двор. За ночь снега намело — немерено, а наши солидные псы, как разыгравшиеся щенки, закувыркались в сугробах. И я совсем не удивилась, заметив во дворе орудующую лопатой Айку. Вот же неугомонная девка!

И где, интересно, Кирилл? Может, он к своей маме за мелкими Кирюшками умчался? Вот, кстати, тоже странное дело — когда двойняшки дома, от их чрезмерной активности мне хочется сбежать как можно дальше, а без них — тоска. А ещё я ревную их к маме Кирилла, будь она сто раз замечательной женщиной. И зло берёт, что наша мама не только ни разу не уделила внучкам внимания, но за два с половиной года она даже не удосужилась запомнить их имена. Дура!

Спустя полчаса, бодрая после душа, я спускаюсь на кухню.

— Привет, Сашок! — улыбается Айка, успевшая не только избавиться от лопаты, но и принарядиться.

— А ты куда собралась-то?

— Слушай, завтрак немного остыл… сама разогреешь, ладно? — торопливо выпаливает Айка, игнорируя мой вопрос. — И ещё, Сань, отвези маме продукты, хорошо? Кстати, она уже раз пять звонила — о тебе беспокоилась.

И мы, как по команде, дружно хмыкнули.

— Это у неё наверняка от голода беспокойство разыгралось. У меня от неё тоже куча пропущенных.

— Сань, ну перезвони ей, не вредничай, — просит Айка, уже намереваясь удрать от меня.

— Куда собралась, спрашиваю? Только не говори, что на работу.

— Нет, я к папе, — Айка смотрит на меня несколько секунд, явно о чём-то раздумывая, и, наконец, признаётся: — Ладно, Саш, ты ведь всё равно скоро узнаешь… во-первых, твой вчерашний номер в «Трясогузке» набирает популярность в интернете, а во-вторых… сегодня Вадик прилетает.

* * *

Если Айка рассчитывала на мою бурную реакцию, то её ждало разочарование — ни один мускул на моём лице не дрогнул (во всяком случае, я на это надеюсь). Задрожало у меня в другом месте, но вовсе не оттого, что новости оказались неожиданными. Выставляя себя перед нетрезвой и необременённой моральными принципами публикой, глупо надеяться на конфиденциальность. Да и я со своим выступлением не сказать, чтоб топила за духовно-нравственные ценности. Однако новость о видео прошла по касательной.

Вадим — вот моя основная проблема. И хотя я догадывалась, что он объявится, всё равно оказалась неподготовленной — слишком слабой, чтобы суметь утихомирить зашедшееся сердце. Да — я хотела, чтобы он прилетел. Но это должно было случиться в тот момент, когда я уже замужем