вас и… – Это отчаянный козырь в ее рукаве. Последний, кажется.
– Если бы ты вступилась за Лизу и публично выгнала Савельева в самом начале, Лиле бы и не пришлось помогать.
Правда, есть вариант, что тогда бы мы не сблизились и не случилось вчерашней ночи, но я не хочу сейчас думать об этом.
– А что там с Лизой? – интересуется отец, но не то чтобы очень сильно.
– Даня…
– Нет, – прерываю я маму, что бы там она ни хотела сказать. Плевать.
Быстро поднимаюсь в спальню, хватаю вещи, что попадаются под руку: телефон, портрет, Лилин рюкзак. Не видя ничего перед собой, будто красная пелена на глазах, спускаюсь обратно. Подхожу к входной двери, но… Стопарю себя, так как слышу в открытое для проветривания окно голос Лизы, которая успокаивает Лилю:
– Все будет хорошо, это точно. Ты зря так.
– Не знаю, – отвечает ей Ларина. – Я не уверена, что у нас что-то получится. Мы с Даней… мне кажется, мы не созданы для такого.
Какого «такого», я уже не пытаюсь гадать. Мозг всмятку, сердце напополам. На хрен все. Услышав, что их голоса отдаляются, а потом и вовсе смолкают, я, почти не контролируя себя, вылетаю из дома. Приближаюсь к тачке, не глядя по сторонам. Ричи, увидев меня, бежит навстречу, прыгает вокруг, облизывает пальцы, а я, сволочь, забыл, что хотел сосисок ему притащить. Смотрю на его длинное порванное ухо, что свисает, как у спаниелей, и вижу себя.
– Да, друг, потрепали тебя. – Глажу по загривку, думая о том, что его тоже предали и бросили. Его близкие, его семья. Он тоже оказался никому не нужен. Недостоин их любви. Недостаточно хорош для них всех. Может, потому что не дотянул до породистой морды. Да и хрен с ним. – Пойдем со мной.
Я открываю ворота, затем багажник, чтобы кинуть туда вещи. После заднюю дверь – Ричи со спокойной совестью забирается в салон тачки. Сам сажусь за руль, завожу машину и… взять бы да уехать, не видеть никого больше. Хотя бы раз побыть козлом, поставить себя выше других, не думая ни о чем. Я сжимаю пальцами руль до побелевших костяшек. А потом поднимаю взгляд и вижу, как из-за угла возвращаются Лиза с Лилей. Обе в снегу. Радостные, улыбаются, отряхивая шапки друг другу. И Тим несется за ними, продолжая закидывать снежками. Как раз в этот момент они все дружно смотрят в мою сторону, а я… я со всей чертовой силы бью несколько раз по рулю и опускаю окно.
– Лиля, ты едешь? – кричу, а Ричи мне подвывает.
Лиля не понимает, что происходит, мнется на месте, что-то шепчет Лизе и пожимает плечами.
– Едешь или нет?
Это последний раз, больше не буду уговаривать.
– Я… да! А вещи…
– Я все забрал, садись. Вы тоже, если хотите свалить, – предлагаю Тиму и Лизе.
Они переговариваются, а после друг машет мне рукой:
– Не, езжайте. Мы сами разберемся. Электричка каждые два часа ходит.
– Как хотите, – уже тише шепчу я, наблюдая за приближением Лариной. – Ворота за нами закройте.
Она садится, поглядывает в мою сторону и вздрагивает, когда Ричи лезет облизать ей лицо. От ее улыбки снова бомбит, но я отвлекаю себя, на газу сдавая назад и со злостью раскидывая колесами во все стороны снег. Больше ничего не говорю, потому что все сказал. Что Лиле еще надо, не знаю. И только проезжая дом хозяев Ричи, лезу в бардачок, чтобы взять листок с ручкой и написать записку с номером телефона – если захотят, найдут его. Вставляю ее в дверь, возвращаюсь, сажусь за руль и ухожу глубоко в себя. Просто на хрен всё.
Глава 28
Она
Угнаться за журавлем
«Да, но я не уверена, что у нас что-то получится. Мы с Даней… мне кажется, мы не созданы для такого». Мои же слова эхом повторяются у меня в голове всю обратную дорогу, которую мы молчим. И это ужасно. Нет ничего хуже давящей неловкой тишины.
Где витают мысли Дани, понятия не имею, но явно далеко отсюда. Мои все крутятся вокруг его учебы в Канаде, которую он планировал без меня. Да которую он планировал в принципе, потому что это, как по мне, уже предательство. Ведь если представить, что он позвал бы меня с собой, вряд ли бы я согласилась. Вся моя жизнь здесь. Близкие тут. Я не рисковая, скорее, наоборот – распланировала все наперед, и любое отклонение от намеченного пути ощущается очень болезненно. Это я еще не задумывалась о деньгах, визе и прочих сопутствующих проблемах. Нет, так мы не договаривались, но… тогда зачем это все? Зачем эта ночь? Мы?
Мне так сильно хочется плакать – чтобы отогнать слезы, приходится быстро моргать и жмуриться. Я же от всего сердца желаю ему успеха, но… как не верю в наше выступление в стиле Шекспира, которое мы обсуждали с Лизой, так не могу поверить и в отношения на расстоянии – это история не про нас. Ну явно же. Даже если представить, что я сильно нравлюсь Дане, что он хотел бы попробовать и все между нами не просто так, – это сложно. Немногие вынесли бы испытание расстоянием и разлукой, а мы точно не были созданы для такого. Не тогда, когда все еще зыбко и неопределенно для нас.
Больно, хотя падением с небес на землю это нельзя назвать, потому что я ждала подвоха. Но все равно сильно расстроилась из-за мрачного и как будто отсутствующего выражения лица Данила, с которым он вел машину всю поездку вплоть до самого моего дома. Лиза права, он может быть невыносим. И последние полчаса я изо всех сил сдерживаю растущую обиду. Обдумываю, что скажу ему на прощание и как хлопну дверцей машины. Только судьба все решает за меня.
Во дворе мы встречаем мою бабушку с пакетами овощей весом вдвое больше нее, которые она, как муравей, тащит с новогодней ярмарки в двадцати минутах отсюда (магазинные ей, видимо, не подходят). А устраивать сцены при ней как-то неловко. Поэтому я бросаю Данилу нелепое «пока», а он в ответ на бабушкино приглашение на обед помогает поднять тяжести наверх, извиняется, что сейчас занят, но обещает с удовольствием пообедать у нас в следующий раз. Интересно, это когда?
– Я тебя наберу, – последнее, что слышу от Данила, переступая порог квартиры. А когда, выдержав секундную паузу, оборачиваюсь, он уже сбегает по лестнице вниз.
– Какой жених у тебя, Лялечка. А высокий