Сын Даня… приехал со мной. Мать - ведущая ток-шоу и светская львица казалась ему еще более никчемным родителем, чем отец с вполне понятным диагнозом “импульсивное расстройство личности”. По его кислой физиономии было видно - он уже ненавидит каждую секунду проведенную здесь. Но за то, что не дает отцу сойти с ума окончательно - безмерное уважение. Когда-нибудь я смогу выразить сыну благодарность за это.

Про диагноз - отдельный разговор.

После инцидента на льду меня заставили пойти к психотерапевту. Тот разобрал мою жизнь, как старую зажигалку, по винтикам. Сказал, что я сломанный. Что мне нужно“лечение” и “перезагрузка”. А весь интернет теперь ржет, как стадо гиен. Пресса строчит пасквили.

Цирк.

Ренат, как ни странно, поддержал эту идею и настоял на моем отъезде.

- Это лучшее решение, Темыч, — Ренат не кричал, а лишь посмеиваясь смотрел на меня до этого матерившего недотепу из клиники “ Твое просветление”. Он говорил тихо, но так, что каждое слово врезалось в череп, как гвоздь. — Ты в Москве сейчас как под микроскопом. У всех на виду. И не только ты. - Вот манипулятор! - Даня из школы не вылезает, у него уже с одноклассниками проблемы из-за всей этой шумихи. Ульяна... Ну, с ней все и так ясно. Она уже юристов наняла, делит имущество, хайпит, все такое.

Я молчал, слушая приятеля и прикидывал стоит ли закурить? На миг это показалось хорошей идеей.

- Съезди домой. Вспомни, откуда ты начал. Год. Максимум два. Пока Даня школу не закончит. Там... черт, да там не может быть хуже, чем тут, под прицелами каждой второй сволочи с камерой. Да и сыну твоему будет полезно отдохнуть от всей этой цирковой суеты. А потом - назад. Игроком уже вряд ли встанешь на лед, но как тренера тебя оторвут с руками и ногами за отличные гонорары. Все забудется. У скандалов не долгий срок службы. Просто будь паинькой.

Последнее звучало как насмешка, но я знал, что в словах Ильясова нет и намека на злобу.

- Прекрасный план, - фыркнул я, с горькой язвительностью. - Прямо как в сказке. “Король-то голый! Давайте спрячем его в глухой деревне, пока народ не разбежался”. И что я там буду делать, Ра? Воспитывать новое поколение отменных хоккеистов, рассказывая им о своих победах и трудностях, которые меня привели к успеху?

- Будешь жить, - ответил он без колебаний, словно только это и имело значение. - И тренировать новое поколение хоккеистов, конечно. Может быть потом кого-нибудь заберу к себе, в “Атлант”. Я я навел справки, там такие спецы нужны. И в обычной школе физрук нужен. Даню к себе пристроишь, будет под присмотром. Деньги, конечно, не московские, но на жизнь хватит. Пока не очухаешься.

Пока не очухаешься. Фраза резанула больнее всего. Я был не ребенком, которого нужно отправлятьв деревню на лето. Я был Артемом Касьяновым. И сейчас меня списывали со счетов, отправляли в глухую ссылку, прикрываясь благими намерениями.

А Данил-то как будет рад, учитывая что он просто ненавидит хоккей.

- Замечательно, - выдавил я. - Значит, так и скажу: “Всем салют, я ваш новый тренер-неудачник, меня прислали очухаться”.

- Скажешь, что вернулся к истокам, - парировал Ильясов, не поддаваясь на мою злость. - И что хочешь поднять местный хоккей. Они это схавают. Поверь.

Мы попрощались, затем я забрал документы сына из элитного московского лицея, загрузил свой крузак всем, что можно было увезти с собой и уехал.

И вот я здесь. Там где родился и вырос.

Бред. Но, как всегда, чертов Ильясов оказался прав. Других вариантов сейчас не было.

***

Переосмыслить.

Какое тупое, пафосное, ебн*тое слово.

Моя жизнь была отличной, пока я не совершил одну ошибку. То есть ошибок, конечно было несколько, но вот эта - фатальная - разве она могла стоить мне всего?

Я сжал руль так, что кожа затрещала. Нет. Я здесь не чтобы “переосмыслить” свое поведение в задушевных онлайн встречах с назначенным для разбора моей “ситуации” психологом. И не для того, чтобы проникнуться колоритом уездного городка, о котором слышали разве что в областном центре. И не для того, чтобы вдохновить на спортивные подвиги местную гопоту, мотивируя своим примером.

Так себе из меня пример, если честно.

Я вернулся, потому что мне некуда больше деться. Потому что это единственное место, где от меня не будут ждать, что я буду звездой. Где можно просто… исчезнуть.

И, может быть, наконец-то наладить отношения с сыном.

В тот день, когда мы выехали из Москвы и на протяжении всей дороги он проронил не более десяти слов за несколько тысяч километров.

“Останови, мне надо отлить”.

“Сраный vpn, опять рухнул!” - и это обращение было не ко мне.

“На трассах вообще нет сраного интернета? Как в этой глуши можно выживать?” - а это уже ко мне.

Потом Даня уснул, уткнувшись в свой проклятый телефон. Даже во сне его пальцы судорожно вздрагивали, будто он водил по невидимому геймпаду. Сын. Шестнадцать лет. Мое самое большое достижение и самое оглушительное поражение в одном флаконе.

Оне не был в восторге и от новой школы. По сравнению с первоклассным московским лицеем здесь все было безнадежно устаревшим. Второсортным. Мрачным.

Ничего. Привыкнет Это всего на пару лет.

Взгляд зацепился за шрам на костяшках правой руки - белая, грубая полоса, прорезавшая загорелую кожу. Не от драки на льду. От того, что после случившегося пробил кулаком стену в раздевалке. Глупо. По-детски. Но тогда это был единственный способ не набить морду кому-нибудь еще..

И память, как по запросу снова нарисовала всю последовательность событий, которые привели меня сюда. Кадр за кадром, решение за решением.

Накануне матча я увидел как главный судья и придурок ушлый менеджер из команды соперников не просто курят по-братски. Быстрый, скользящий жест: конверт из рук в руки. Судья сунул его во внутренний карман пиджака, огляделся. Договорные матчи - это не новость, но вот так открыто “брать” - просто наглость. Перед выходом на лед я предупредил его, что все видел и чтобы никаких фокусов во время игры не было. Соперник принципиальный, сильный, но нам нужны очки для прохождения в следующий круг с лучшей разнице.

Этот олух ничего не понял и засудил меня за рабочий силовой прием. Пять минут, когда мы итак играли в меньшинстве.

Намеренно. С ухмылкой: “И что