Не сдерживаю смешок, представив, как Марат поутру бежит к палатке со своей дубиной наперевес. Залетает, и давай показывать умение. Только перья в разные стороны летят.

— Тебе смешно, а я себя уродиной толстой почувствовала, — всхлипнула, потянувшись за отставленной бутылкой. — Вернёмся, на диету сяду и силовую нагрузку увеличу.

— Надь, ну что ты опять начинаешь, — хватаюсь за голову, проклиная и конференцию, на которой обсуждают что угодно, только не новинки и проблемы в творчестве, и Марата, страдающего импотенцией в неподходящий момент, и Артёма, возбудившего так некстати. — Спи давай. Терпеть ненавижу пьяных баб.

Чувствую, что если останусь с ней, то меня разорвёт на части. Подрываюсь, отстёгиваю полог и вылетаю на улицу, с каким-то ошалелым кайфом вдыхая свежий воздух, сдобренный парами хвои и водорослей. До слуха доносится тихий смех и подвыпивший говор, всплеск потревоженной глади, стрёкот разгулявшихся сверчков.

Беру направление к озеру, желая лишь об одном — остаться наедине хоть на полчаса. Этого времени достаточно, чтобы Надежда успокоилась и заснула, перестав надоедать своим нытьём. Добираюсь до раскидистой ивы, вольготно расположившейся у самой кромки воды, и опускаюсь на прохладную траву, пружинящую подо мной.

В голове вырисовывается сюжет с надменным боссом и глупенькой секретаршей. Он её обязательно совратит, наобещав небо в алмазах. Она конечно же влюбиться, отдаст всю себя, а он, негодяй, бросит девочку, оставив сюрприз после себя.

— Не спится? — спрашивает босс слишком знакомым голосом. — И мне. Артём оккупировал палатку и в бешенном темпе лупит по клавишам, а я нуждаюсь в тишине.

Поворачиваюсь. Не босс. Марат. Опускается рядом, набросив на мокрую спину полотенце. В тусклом сияние луны вижу каждую капельку, стекающую по смуглой коже. Тени слишком резко очерчивают мускулы, делая их резкими, будто вырубленными по дереву топором.

— Надюха расшумелась, — дёргаю уголком губ в жалкой попытке улыбнуться. — Ушла от греха подальше, пока она впадает в коматозное состояние.

— Надо было их поселить в одну палатку, — хмыкает Марат, приглаживая мокрые, растрепавшиеся волосы. — Развлекали бы друг друга.

Хочется спросить, почему он читал ей стихи вместо того, чтобы удовлетворять мужскую гордость, но я молчу, боясь обидеть щекотливой темой. Киваю, соглашаясь с выводами ночного собеседника, и перевожу взгляд на полоску сереющего горизонта.

— Знаешь, я ведь не сразу заметил тебя, поэтому выбрал твою подругу. Надя на вид такая лёгкая, доступная, раскованная, — усмехается, поднимая руку и осторожно касаясь моих пальцев, лежащих на коленях. — А потом увидел самую красивую девушку на свете, и она не отпускает мои мысли. Словно наваждение. Будто заезженная пластинка. Всё крутится, крутится, крутится. И я держусь из последних сил, чтобы не зажать её, не наброситься с поцелуями, не подмять под себя и не сделать своей, наплевав на друга.

Глава 11

Артём

Почему я раньше не писал романы? Редактировал, читал, перекладывал в сценарий. Что-то нравилось, что-то восхищало, от чего-то чесались руки, мечтая порвать или сжечь, но никогда не возникало желания самому уложить свои мысли и чувства в таком формате. Увлечённо набрасываю в файле текст, не замечая проходящих минут и часов, а некоторые фразы по привычке ложатся в стихи, образуя странную смесь.

Он — стихоплёт, потерявший память и изъясняющийся в рифму, она — лечащий врач, пытающийся нащупать отголоски прошлого. Он видит в ней своё спасение, излечивающее непонятную пустоту в груди. Она не позволяет быть себе счастливой, пережив насилие много лет назад. Они такие разные, но слишком нужны друг другу.

Странно, но отстукивая по клавиатуре, образы визуализируются именно наши. Я — потерявший себя и не знающий как с этим жить. Анита — забывшая, что значит доверять, и не понимающая, как вернуть себе вкус к жизни.

— Тём, заканчивай, — отвлекает недовольный голос Марата. — Рассвет скоро, а ты всё не угомонишься.

— Извини, — тру уставшие глаза, морщась от ощущения песка в них. Надо бы купить капли, спасающие в момент перегрузки зрения. — Увлёкся. Буквы сами на лист ложатся.

— Давно не видел тебя таким ошалелым, — криво лыбится друг, устраиваясь на вспененной подложке и с пшиком открывая бутылку пива. Всегда поражался его противоречивости в следование здоровому образу жизни. Спать на жёстком, тратить сорок минут утром на зарядку и пробежку, дотошно капаться в меню при заказе еды, и в тоже время совмещать полезность со спиртным отрывом, когда тарелки ломятся от острых колбасок и вяленого мяса. — Никак поэму сочиняешь или сценарий к опере?

— Роман. Любовный, — тяну и слова, и губы в улыбке, наблюдая за реакцией любителя катастроф и апокалипсов.

— Что? — захлёбывается пивом Марат и долго давится кашлем. В неярком свете ночника отчётливо видно, как его лицо густо краснеет. — Крыша поехала?

— Нет, Музу встретил, — почти пою, потягивая затёкшую спину.

Сам себе напоминаю довольного кота, которому перепала миска сметаны, а за сожранный деликатес ещё и почесали пузо. С удовольствием сканирую смены эмоций на лице друга. Удивление, неверие, какая-то снисходительность, будто смотрит на шалости ребёнка, и в конце непонятная злость.

— Видел я только что твою Музу, — цедит сквозь зубы, отставив бутылку к выходу и повернувшись ко мне спиной. — Луной любовалось и от подруги пряталась. Посидели немного. Обсудили жанровые проблемы в самиздате.

— Там ещё? — подрываюсь, откидывая ноутбук, и пытаюсь дотянуться до кроссовок.

— Угомонись. Спать ушла. И тебе пора. Дай хоть три часа отдохнуть.

Не понимаю, с чем связаны скачки его настроения. То ржёт, как конь, то дуется, как обиженная барышня. Сам сюда приехал, сам бегал весь день павлином, обхаживая девушек, сам потащил одну из избранниц в лес, а потом сам же всё испортил, приняв на грудь больше, чем требуется для веселья.

Открываю клапан на входе и выставляю на улицу недопитую бутылку пива, чтобы не воняла внутри. К тому времени, как вытягиваюсь на матрасе, выключив походный светильник, со стороны Марата уже слышится тихий, раскатистый рокот, увеличивающий громкость с каждым новым вдохом.

— Отлично, — натягиваю одеяло на голову. — Всю ночь придётся слышать пьяный храп.

Проворочавшись несколько минут, решаю принять успокоительное в виде выставленной ранее бутылки с хмельным напитком. Выползаю наружу, ёжась от влажной прохлады, нащупываю почти полный сосуд и иду в сторону водоёма, чтобы никому не мешать.

Первые рассветные мгновения. Природа замерла перед торжественным выходом светила. Насекомые не трещат,