Дмитриевич опять взялся за свое. 
— Поди подшучивает над вами? — интересуется отец.
 — Это мягко сказано.
 — Он просто поддерживает дружескую обстановку, — разбавляет наш разговор Диана, пригубив вино из бокала. — В вашей работе юмор незаменим.
 — Особенно, когда опять сдохли первичные культуры с бактериями? — выгнув бровь, интересуюсь я.
 — И не только бактериями! Как же сложно работать с живыми!
 Остальную часть ужина мы разговариваем обо всем, точнее, меня заставляют отвечать на некоторые вопросы, которые мне неприятны. Где-то удается увильнуть от вопроса, а где-то думать над правильной формулировкой ответа, чтобы меня не посчитали идиотом.
 — А на личном фронте как? — вопрос от Давида под конец ужина, застанет меня врасплох.
 Я даже не до конца понимаю: почему он интересуется?
 — Сносно, — отвечаю я и делаю глоток воды. Ненавижу обсуждать свою личную жизнь.
 — Есть кто-то у тебя?
 — Да, — едва ли не запинаюсь я, и хотел было продолжить, как моя мама перебивает меня:
 — У моего сына, кроме работы, — никого нет, ты же знаешь, Давид!
 На этой фразе, разукрашенная Эльвира поднимает свои глаза, точнее, я даже не знаю, как под весом таких огромных ресниц она вообще еще чувствует веки. Ее глаза сияют надеждой, и услышанное заряжает ее интересом. Я натянуто улыбаюсь, потому что не знаю, что еще можно в такой ситуации сделать.
 — Трудоголизм, видимо, передается по наследству? — ехидничает Давид, продолжая пить вино.
 — Вот и у Эльвиры нет никого, — с досадой в голосе произносит Диана, но эта фраза была высказанная специально: слова чёткие, особенно на последнем два «нет никого», словно витающий в воздухе пушистый намек на то, чтобы я обратил внимание на её дочь.
 — Ну мааам, — едва слышно произносит Эльвира, пихая рукой в бок мать.
 — Нет, ну а что? — настырно продолжает Диана. — Я говорю, как есть!
 Я не ошибся. Теперь же, думая о том, что этот ужин был не просто «дружественная встреча», осознаю, что позвали меня сюда лишь для того, чтобы прощупать почву, закинуть удочку и жирно намекнуть на то, что ценный объект у меня перед глазами.
 — Я надеюсь, что Эльвира найдет своего избранника, — произношу я и добавляю в конце самую милую улыбку, какую вообще умею натягивать на лицо.
 — Твой Марк одинок, — перебивает Давид нас, — и моя крошка Эльвира одна. Из наших детей могла бы выйти отличная пара!
 Я давлюсь глотком воды, и едва ли не выплевываю на стол. Ловлю недовольные взгляды всех, включая Эльвиру.
 Все-таки в науке меньше ошибаются в предположениях, чем в отношениях.
 — Простите, — откашливаюсь немного, чтобы унять щекотание на кончике язычке. — Вдохнул, когда делал глоток.
 Отговорка так себе, скажу я вам.
 — Марк молодой и успешный, а у Эльвир хороший характер, да пончик?
 Пончик?
 Кто ещё называет своих детей — пончик? Хотя, если взглянуть на девушку сейчас, когда она прячем свои черные глаза, утыкаться в пустую тарелку, надутая от переисполеяющей не стыда за уменьшительно-ласкательное слово матери, то да — она похожа на пончик.
 — Хорошая вышла бы пара, да и их дети были бы красивыми!
 Хорошо, что я не сделал глоток воды, задержав стакан у рта. Всевышняя генетическая клетка…
 «Дети? Пара? Я не ослышался?» — красные вспышки опасности, сотканные из ужасающих меня слов, проносятся перед глазами. В воздухе нависает тягостная неловкость, да такая, что мне чудится, будто бы и официанты её чувствую.
 — Да, Марк прекрасный парень, — добавляет отец со всей серьезностью, что вмиг улетучивается вся надежда на то, что этот разговор — какая-то шутка.
 — Ты представляешь, какие внуки у нас с тобой будут? — с воодушевлением спрашивает мать.
 — Замечательные! — с гордостью и улыбкой на лице, отвечает отец. — Эх…
 То ли они перебрали вина и выпячивают наружу все свои сокровенные желания, то ли они это всерьез. Эльвира все это вовремя натужно лыбится на меня, и я уже не знаю, куда деть свой взгляд.
 — Это чу́дная идея, — подхватывает Диана и поправляет салфетку около тарелки. — Мне кажется, что Эльвира и Марк — поладят!
 Они говорят это так, будто бы, меня тут не существует. Конечно, Эльвира уже расплылась, как мороженое на асфальте в жару, но обо мне, кажется, и никто и не думает: каково слышать такое? Впрочем, полагаю всем наплевать: я же прилежный мужчина, красавец и при деньгах. Кажется я понимаю, к чему они клонят…
 — Марк, — обращается ко мне Давид, сложив руки перед собой на груди. — Тебе нравится Эльвира?
 Я кидаю испуганный взгляд на девушку, которая кокетливо улыбается мне в ответ. Хотя она тоже смущена, но видно по её глазам, что Эльвира жаждет услышать приятный комплимент в её сторону. Такие ситуации меня больше всего тревожат. Галстук начинает сдавливать шею перекрывая кислород, ощущаю, как по всему телу пробегает волна жара.
 Нужно просто успокоиться. Марк. Ты сможешь ответить правильно. Соберись!
 — Эльвира — красивая девушка, — делаю лживый комплимент и говорю то, что хотят слышать от меня родители.
 — Нет, я не спорю, что моя дочь красивая. Я задал тебе другой вопрос: нравится ли она тебе?
 Когда абстрактный комплимент не прошёл проверку, приходится подключать всю свою смекалку. Но чисто гипотетически, если я отвечу так, как есть (то есть чувствую), то со стороны Давида будет флер обиды, тем самым, я расстрою мою матушку. Но с другой стороны, мне нужно приложить сейчас немало усилий, чтобы выдать правильные слова.
 — Я… — чувствую, как першит в горле. — Я… мне…
 Давид опирается локтями на стол. Я окидываю всех сидящих тут: отец, мать, Диана и сама Эльвира в ожидании моего ответа. Но, что мне говорить?
 — Она тебе нравится, Марк?
 В висках пульс отбивает чечётку. Сложно дышать, воздух становится тяжелым, ладони потеют, чувствую как на лбу выступает испарина. Все взгляды прикованы ко мне и, я понимаю одну отличную вещь: вот почему у меня нет отношений, точнее, я к ним не стремлюсь. С наукой намного проще, чем с любовью. Даже чисто химически, я лучше выращу тонну новых культур, чем пойму, что нужно говорить в таких ситуациях.
 — Мы не знакомы близко, — выпаливаю из себя, потому что понятия не имею, что придумать еще. — Поэтому я сомневаюсь в таких громких заявлений на данный момент.