– Но теперь все не так.

Слеза катится по ее веснушчатой щеке, и я тоже не в силах сдержаться.

– Я не хочу заманивать тебя в ловушку, – продолжаю я.

– Это не так!

– Кеннеди, – спокойно выдыхаю я, – у тебя никогда не было возможности выбрать мужчину. Ни с ним, ни со мной. Мне нужно, чтобы у тебя был выбор.

Я беру со стола конверт.

Она пробегает по нему взглядом, прежде чем наконец спросить:

– Что это?

– Ты знаешь.

– Исайя…

Я протягиваю ей конверт из плотной бумаги, но она отказывается его брать.

– Мне нужно, чтобы у тебя был выход. Таков был план, и я не стану сердиться, если ты подпишешь документы. Ты с самого начала не хотела выходить за меня замуж. Мне нужно, чтобы ты поняла: что бы ты ни захотела сделать дальше, у тебя есть такая возможность. Если хочешь поехать в Сан-Франциско одна и начать ту жизнь, о которой мечтала, подпиши это. Если поедешь и захочешь, чтобы мы остались вместе, отлично: я с радостью переживу это расстояние. И если ты поедешь и захочешь, чтобы я отправился с тобой, я сделаю все, что в моих силах, чтобы это произошло. Вот почему ходят слухи насчет трейда. Я позвонил своему агенту, чтобы сказать, что готов принять предложение от Сан-Франциско на следующий сезон. Но я поеду туда, только если ты этого захочешь.

По лицу Кеннеди текут слезы.

– У тебя никогда не было права голоса, и последнее, что я собираюсь сделать, – снова лишить тебя этого. У тебя есть все возможности, Кенни. Что бы ты ни решила сделать, я тебя поддержу. Но не смогу жить в согласии с собой, если не дам тебе возможности достичь своих целей, воплотить в жизнь все то, ради чего ты так упорно трудилась.

Ее нижняя губа дрожит, и когда я снова вторгаюсь в ее пространство, она встречает меня на полпути и тянет к себе за ворот рубашки.

Кеннеди целует меня. И я имею в виду, она целует меня. Глубоко и самозабвенно. То ли в знак благодарности, то ли на прощание – я не знаю. Но мысль о том, что этот поцелуй может быть последним, заставляет мой страх говорить за меня, потому что в этот момент я не могу услышать ее решение.

– Возьми выходной, – шепчу я.

Она отрицательно качает головой.

– Пожалуйста, Кен! – умоляю я. – Подыграй мне еще раз. Возьми выходной.

– Я не хочу.

– Знаю, но ты должна.

Она колеблется, вытирая лицо тыльной стороной ладони, а потом легонько кивает.

Каждая моя клеточка кричит, чтобы я еще раз напомнил Кеннеди, что люблю ее. Но в прошлый раз, когда я сказал ей об этом перед принятием важного решения, она доверила это решение мне.

На этот раз я хочу, чтобы она сделала выбор сама.

Это заставляет меня еще раз прижаться губами к ее губам, прежде чем оставить бумаги о разводе на столе и закрыть за собой дверь.

36

Исайя

Я стучу и жду, держась руками за дверной косяк, потому что мое тело кажется слишком тяжелым, чтобы удержаться на ногах. Я отправился домой, но едва заехал в свой гараж, как сразу же дал задний ход и поехал сюда. Не хотел оставаться один.

Я правильно поступил с Кеннеди, но от этого не легче, ведь я дал ей возможность не выбрать меня.

Обычно я скрываю, когда мне плохо, запираюсь в своей квартире, чтобы никто не увидел. Черт, моя привычка прятаться в женском туалете, когда выдается плохой день, – вот что привело меня сюда.

Но я от этого устал. Я измотан попытками убедить других, что неуязвим. Что я весельчак, который не слишком зацикливается на мелочах и ничего не воспринимает слишком серьезно.

Я хрупок, и в данный момент – на грани срыва. Поэтому пришел сюда, вместо того чтобы прятаться.

– Подожди. Кто-то стучится, – слышу я мужской голос, прежде чем Монти открывает дверь, прижимая телефон к уху, и оглядывает меня, прежде чем вздохнуть с облегчением. – Он здесь. Я перезвоню.

Монти вешает трубку, чтобы уделить мне все свое внимание.

– Исайя, что, черт возьми, происходит?

– Можно войти?

Монти оглядывает меня, скорее всего, отмечая, насколько я разбит, прежде чем полностью открыть дверь и впустить меня внутрь. Я едва успеваю войти в его прихожую, когда он треплет меня по затылку и обнимает.

– Ты в порядке? – спрашивает Монти.

– Не совсем. – Я пару раз хлопаю его по спине, обнимаю в ответ и отстраняюсь.

Я чувствую, как, положив руку мне на плечо, он пытается прочесть мои мысли, понять, что происходит.

– Давай, – говорит Монти, кивая в сторону дивана.

Я сажусь, позволяя тяжелому телу утонуть в подушках. Монти направляется на кухню, приносит мне воды и устраивается на стуле напротив.

– Не хочешь объяснить, почему мой телефон весь вечер разрывался из-за тебя?

– Прости. – Так я отвечаю на автомате, когда я чувствую, что усложняю чью-то жизнь.

– Мне не нужно, чтобы ты извинялся, Исайя. Я просто хочу услышать от тебя, а не от каких-то случайных телевизионных аналитиков, что один из моих игроков, которого я считаю членом своей семьи, возможно, просит об обмене.

Я делаю большой глоток воды, охлаждая горящее горло.

– Так не должно было получиться. Я собирался поговорить с тобой после беседы с Кеннеди, но мой чертов агент открыл свой болтливый рот. Я думаю, он хочет поднять вокруг этого шумиху. Привлечь внимание других команд.

На лице Монти так явно читается обида.

– Так и есть, – констатирует он. – Ты пытаешься уйти.

– Нет. – Опустив голову, я не отрываю взгляда от своих колен. – Не обязательно.

Повисает тяжелая пауза – явный признак того, что Монти хочет, чтобы я продолжил говорить.

– Я уйду только в том случае, если Кеннеди захочет, чтобы я поехал с ней. Я не собираюсь сам делать предложения клубам или что-то в этом роде. Единственные команды, за которые я готов играть, – это Чикаго или та, в которую она устроилась на работу. То есть Сан-Франциско.

Монти в замешательстве