Она распаковала «припасы», которые сочла подходящими для моего утешения: коробку мороженого с соленой карамелью, печенье с шоколадной крошкой – и тесто для печенья на случай, если у нас появится настроение испечь добавку, – а также багет, кружок камамбера и толстый кусок конте (она знала, как я люблю такой сыр, но, скорее всего, успела забыть, почему я его полюбила). Она выложила все это на стол, а потом достала из сумки бутылку красного вина. Было всего два часа дня, но Билли заявила, что отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Я поведала ей, что, как я подозревала, отъезд Пола на ретрит был лишь предлогом и, вероятно, он просто хотел меня бросить, но ему не хватало воли сказать мне прямо. Я поняла, что устраивала его в роли подружки, пока он поднимался по служебной лестнице, но, когда речь зашла о совместном будущем, эта идея толкнула его на спираль саморефлексии. А может, я просто очутилась под перекрестным огнем – между его попытками успевать за его боссом и девицей с кроссфита. Может, я была слишком высокого мнения о себе, когда пыталась понять, почему Пол не захотел включить меня в свои жизненные планы? Но, как сказала Билли, пожалуй, нет худа без добра. Неужели я действительно хотела выйти замуж за чувака, который подчинялся советам какой-то полуграмотной девицы по имени Джесека?

Билли дала мне выговориться. Она сидела, потягивая вино, совершенно собранная, пока я вываливала версию за версией, пытаясь оправдать действия Пола и ставя под вопрос мои собственные. А потом она цыкнула на меня, словно знала, что мне необходимо было все это высказать, но теперь пора остановиться. С ее лица исчезла озабоченность, когда она таким тоном, словно я двоечница с последней парты, велела мне прекратить самокопание и сказала, что картина ей уже ясна.

– Давай говорить серьезно, Элла: вы с Полом просто не созданы друг для друга. Теперь тебе должно быть ясно хотя бы это.

Я собиралась что-то возразить и найти еще одно оправдание для Пола, но она остановила меня.

– Честно говоря, тебе будет лучше одной. Пол всегда был чуточку странноватый; и вообще, вы с ним такие разные. В университетские годы вы оба любили мотаться по свету, и вас это объединяло. Но потом он стал одержим карьерой и тем, сколько зарабатывает. Его амбиции и желания зашкаливали, и ты должна это понимать. Я знаю, что ты равнодушна к таким вещам, к тому же – поправь меня, если я ошибаюсь, – ты не слишком любишь свою нынешнюю работу и, похоже, у тебя там нет перспектив. Верно?

– Ты не ошиблась.

– Пол когда-нибудь спрашивал тебя, чем ты действительно хочешь заниматься? Ставил когда-нибудь твои цели на первое место?

Я молча покачала головой.

– Нет, не спрашивал, – продолжала Билли. – Он позвал тебя в Мельбурн, а потом, когда решил, что ему нужно поменять обстановку, чтобы «найти себя», без колебаний тебя бросил. Извини за грубость, но это говорит о том, что он полный идиот.

Все еще перебарывая привычку защищать моего экс-бойфренда, я вспомнила последние восемь лет. Пол не всегда был таким уродом. Я помню даже времена, когда он бывал счастлив: например, студентами мы загорали и пили кофе между лекциями. В каникулы между семестрами куда-нибудь ездили, а когда снова начинались занятия, он угощал меня дорогостоящими ланчами и расплачивался отцовской кредитной карточкой. Я помню, как классно было на пару часов выскочить из студенческой жизни. Мы говорили о том, чем займемся после окончания учебы, мечтали снова вернуться в Париж и найти там работу.

Но если Пол жил во время учебы дома с родителями, то я подрабатывала в кафе и ресторанах и после университета вздохнула с радостью и облегчением, когда устроилась на работу в маленьком независимом издательстве. Я была там стажером, в основном работала на ксероксе и варила кофе. Конечно, ничего увлекательного, но я не знала, чем еще заниматься, и в душе надеялась, что со временем для меня откроется более интересная вакансия. Вот только проблема была в том, что из издательства никто не уходил, и я годами так и оставалась стажером, получая минимальное жалованье.

Между тем Пол еще до окончания учебы получил место в отцовском хедж-фонде – непотизм в чистом виде – и после этого постоянно шел на повышение. Его коллеги были из тех, кто вечером в пятницу уходили с работы и не возвращались домой до воскресного утра. Они покупали новые тачки с каждой премии и через каждые два-три года меняли квартиру на более дорогую. Но, несмотря на частые прибавки и на тот факт, что мы с Полом проходили через очень разные жизненные этапы, даже несмотря на его самомнение, которое, казалось, росло вместе с его кошельком, Пол все-таки был моим Полом и наши жизни все еще были неразрывно переплетены.

– Серьезно, Эл, какой мужик может бросить такую девчонку, как ты? Пол уже превратился в одного из тех упырей, которые считают, что мир должен им всем за то, что они в нем живут. – Билли все больше горячилась, но я начинала понимать, к чему она клонит. Пол уговорил меня отказаться от поездок, и я согласилась – пошла на такую жертву ради наших отношений. Конечно, в моей душе жила ностальгия по совместным путешествиям в годы учебы, и я часто испытывала желание куда-нибудь умотать, когда смотрела на фотки, которые развесила в своем закутке на работе, но кто не мечтал бы сбежать к прекрасным белым пескам Пхукета, лапше ручной работы в Ланьчжоу, красочным флажкам в Лхасе, глядя на унылый ящик ксерокса? Разумеется, я скучала по приключениям, но работа была частью взрослой жизни, и пустоту мне заполнял Пол.

Билли распаковала сыр, и мы налили себе по второму бокалу вина. Мои слезы иссякли, и я чувствовала себя чуточку веселей. Помогали алкоголь и добродушный юмор Билли.

– Так какие теперь у тебя планы? – поинтересовалась она, и мои мысли снова смешались.

Реальность была такова, что я находилась в нескольких месяцах от тридцатилетнего рубежа и только что внезапно рассталась с мужчиной, с которым еще недавно связывала все свои жизненные планы. Но в последние одиннадцать месяцев я уже переживала из-за того, что не достигла к тридцати ничего примечательного – не стала сильной феминой с твердым характером, какой я всегда рисовала себя в юности, –