— Потому что мне нравится голубой цвет! — стукнул кувшином о стол Гингем.

— Это–то понятно, — зло пробурчала я, кроша в пальцах кусочек хлеба. Я так и не смогла себя заставить съесть или выпить хоть что–нибудь за этим столом, хотя мужчины хлестали выпивку в два горла. — Ни одной бабы в округе. И не хочешь, а…

— Я не хочу! — заверил меня предводитель, старательно фокусируя на мне разъезжающиеся в разные стороны глаза. — И вообще, хоть бабам на мужской трапезе не место, но ваша троица очень даже ничего. Так что оставайтесь, дамы!

— Элли, — нахмурился любимый, изучая меня через дно стакана, — почему я в первый раз узнаю о существовании у тебя сестры–близнеца? Правда, вы совсем непохожи. Ты гораздо красивее!

— Вы чего пили? — с подозрением понюхала я стакан, с трудом отобрав его у мужа. Капнула себя на тыльную сторону ладони золотистый напиток и осторожно лизнула кончиком языка. Пожала плечами. — Вроде бы спиртным не пахнет? Тогда что за допинг вы залили в топку?

— О, это… ик! — признался Гингем, сползая под стол. — Всего лишь киртианская «Междусобойка». Только…ик! Для настоящих мужчин!

— Это видно, — заглянула я под стол. — Именно там, вероятно, кучкуются настоящие мужчины.

— Голубой — это цвет неба и свободы, — пробормотал седовласый, укладывая голову на руки и сладко засыпая. — А не то, что думают испорченные цивилизацией барышни, которых нельзя допускать на трапезы, потому они портят удовольствие взрослым людям! — И, выдав длинную тираду, тонко, с присвистом, захрапел.

Меня прорвало:

— А женщины, по–вашему, не люди?

Впрочем, вопрос остался риторическим, говорить было не с кем. Клиент дрых сном праведника.

Уже была глубокая ночь, светильники в комнате и внешние фонари на столбах автоматически пригасили свет, в окнах появились лучи второй луны. Вокруг было тихо, так тихо, словно поселок вымер. Я встревожилась и решила выглянуть наружу: эта странная тишина явно не к добру. Но тут зашевелился муж.

— Фу, какая гадость, — отодвинул от себя стакан Ингвар, трезвея на глазах. — Хорошо хоть он не проверял, сколько я выпил, а то бы заметил, что спит в луже.

— И что теперь? — возгордилась я мужем и его стойкостью. Не спиться в мужской кампании под хорошую закуску — это нужно иметь огромную силу воли и желание к победе.

— А теперь мы будем отсюда выбираться, — озвучил свои намерения То–от, вставая из–за стола.

И я с ним была целиком и полностью согласна. Но вот, к сожалению, не были согласны другие личности, нагло ворвавшиеся в трапезную и поставившие нас под прицел плазмоганов. Молча, но брутально.

— И чего вам всем так неймется? — удивилась я, оценивая обстановку. По всему выходило, что силы неравны — а, следовательно, открытое сопротивление бессмысленно.

— Элли, — осторожно сказал Ингвар, старательно загораживая меня собой, — я могу быть уверен, что ты не наделаешь глупостей?

— Смотря что понимать под глупостями, — заверила я его. — Если они не совпадают с моим определением, то обязательно наделаю. Или они наделают, — мотнула я головой в сторону молчаливых нападавших.

Нам все так же безмолвно показали оружием в сторону выхода, и кто–то особо внимательный и заботливый вытащил из–под стола сладко спящего Гингема и присоединил к нам. Как ни странно, валяющихся без сознания недобитышей оставили почивать на прежнем месте: то ли побрезговали, то ли туши этих амбалов их не заинтересовали.

В общем, под конвоем осталась троица придурков, один из которых окончательный, но еще не понимающий этого, а двое оставшихся на пути к пониманию.

Сопротивляться мы не стали. Здравый смысл возобладал, поскольку быть укороченным на какую–то часть тела совсем не обозначало потерять вес. Скорее, это означало потерять жизнь.

Ну и повели нас в лучших традициях боевиков длинными гулкими коридорами в узилище. Правда, это традицию слегка нарушал болтающийся на плече у одно из напавших Гингем, громко храпящий и вспоминающий маму при любом удобном случае. Собственно говоря, это были разные мамы, но никто в его речь особо не углублялся.

Через несколько минут нас доставили в другой конец здания, за бронированную дверь, и распихали отдельно по маленьким клетушкам, отделенным от общего коридора лишь решеткой.

Муж было начал сопротивляться, отказываясь находиться в узилище без меня, но его почему–то не спросили, огрев по загривку плазмоганом, и нас все равно распихали отдельно. Но в соседние отсеки. Йен сразу возрадовался. О чем и оповестил захватчиков прочувствованной речью на эскойском языке, используемом всей галактикой исключительно для матерных характеристик объекта.

Мужа в благодарность за богатый словарный запас приковали за руки и за ноги титановыми наручниками к стене, жестко зафиксировав на железной решетке. Но он и там не успокоился, продолжая вырываться с риском вывихнуть себе суставы и порвать сухожилия.

— Напарник! — рявкнула я во всю мочь своих легких, остерегаясь, как бы эти самые характеристики не выбили ему вместе с зубами. — Веди себя прилично с этими дяденьками в голубых комбинезонах! У них явно неправильные установки!

Один из напавших повернулся ко мне и нахмурился, почесывая бровь оружием.

— А что я сказала? — ласково улыбнулась в ответ, пожимая плечами. — Если вы таким образом хотели с нами познакомиться, то было совсем не обязательно нас куда–то запирать.

Мне ничего не ответили, еще раз проверили замки, и все так же молча ушли по своим неведомым делам.

Зато пришли другие, в белых халатах, и притащили в камеру напротив бессознательного Лайона. Там его положили на стол, вызывающий нездоровые ассоциации со столом в прозекторской, и приковали к этому нехорошему столу конечности нашего сиятельного кандалами. После чего встали вокруг и плотоядно уставились на парня.

— Он несъедобный, — не удержалась я от замечания, внутренне ежась от предчувствия беды. — Мы проверяли. Слишком много экскрементов в характере и мусора в голове. Остальное не проверяла, — развела руками, когда белые халаты все, как один, подняли головы и посмотрели в мою сторону. — Брезгливая я.

— Элли, — рявкнул рядом Ингвар, — не провоцируй их! Пусть они этого лохматого и дальше изучают!

— Мне его жалко! — пояснила я мужу. — Ему больше всех всегда достается. В каждой бочке