– Все будет хорошо.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю.

– Олли, я…

– Нет, Мия. Избавь меня от деталей, – он оборвал меня так, словно все понимал.

– Но…

– Это не имеет значения.

– Я должна рассказать!

Если я этого не сделаю, то взорвусь. С тех пор, как Итан ушел из моей комнаты утром, прошло девять часов. Девять часов меня изнутри поедал стыд.

Олли приподнял бровь, а потом и подбородок.

– Ты с ним спала?

– Нет, но…

– Ты его целовала?

– Нет, Олли.

Он склонил голову и прищурился.

– Ты запуталась и не понимаешь, чего хочешь?

Никогда.

– Нет!

– Тогда все это неважно.

– Как ты можешь такое говорить?

– Потому что ты не понимаешь, каково это – любить тебя. Я не дурак. Он любит тебя, и потому поступил бы крайне глупо, если бы даже не попробовал.

Он будто бы смотрел куда-то в пустоту, а потом снова поймал мой взгляд.

– Отпусти все это, любовь моя. Чувство вины тебе не идет. Не подходит к цвету твоих глаз.

Я вопреки всему растянула губы в улыбке.

Олли приподнял уголок рта, а потом медленно моргнул.

– Ага, вот она где!

– Так ты расскажешь мне, что случилось с твоим лицом?

Он покачал головой.

– Это тоже неважно.

– А хоть что-то для тебя имеет значение?

Олли поднял руку и указал мне на грудь. Он держал так палец несколько мгновений, а потом указал на свою ровно вздымающуюся грудь.

Я посмотрела на нее, а потом ему в лицо. Ты и я. Преграды в его зеленых глазах исчезли, и Олли открылся мне. Я не знала, как долго продлится этот благословенный момент, и потому схватила его за капюшон и рванула вниз.

Рты наши столкнулись. Пульс подскочил. Эмоции вспыхнули в этом священном моменте. Слабость тащила меня вниз, но Олли помогал мне подниматься вверх. Он сомкнул пальцы вокруг моей шеи, удерживая рядом. Заземляя, чтобы я не упала в экстаз. Губы мои кричали, что я скучала по нему. А его – требовали, чтобы я это запомнила.

Чтобы я запомнила нас.

Будто я смогла бы так просто нас забыть.

Его язык скользнул внутрь инъекцией прямиком в сердце. В груди моей загремел стон. Олли окружил меня руками, навалившись на стену. Поймал меня в ловушку.

Темп его то нарастал, становясь нетерпеливым и голодным, то унимался, превращаясь в медленный и чувственный. Нас соединяли рты. На сердцах наших навсегда были вписаны имена друг друга.

Я чмокнула его в уголок рта, провела губами по ранам. Наши носы соприкоснулись, а потом он коснулся моего лба своим. Грудь щемило, я не могла выровнять дыхание. Я уже начала скучать по нам, потому что понимала – вскоре я снова стану одинокой.

– Не бойся, милая, – прошептал он, и я крепко зажмурилась, чтобы внутренности не жгло так сильно. – Я знаю, что тебе больно. Но мы прорвемся вместе. Вместе все это переживем.

Я отлипла от стены и оказалась в его объятьях. Уткнулась лицом в его худи и вдохнула запах. Олли поцеловал меня в макушку, а потом чуть отодвинулся, чтобы хорошенько меня разглядеть.

– На этот раз вместе. Ты и я.

Замигала сирена, возвещающая о локдауне, а потом по интеркому зазвучал голос директора Линча. Я как раз в спешке возвращалась к себе в комнату. Как только ноги мои оказались на территории моего крыла, начали закрываться двери: студенты исчезали за ними.

Охранников в коридоре не было. Ни одного. Мимо пронеслась какая-то девица.

– Что случилось? – прокричала я.

Она пожала плечами и исчезла в своей комнате.

Когда я добралась до моей, то увидела Итана: он стоял ко спиной, глядя в окно. Лопатки его задвигались под рубашкой: он скрестил на груди руки.

– Ты где была? – спросила он, а потом повернулся и уставился на меня пустым взглядом.

– На групповой терапии, – отрезала я, закрыв за собой дверь и опустив плечи.

Итан мазнул взглядом по часам над дверью, а потом снова посмотрел на меня.

– Групповая терапия закончилась полчаса назад.

– И что с того?

Итан подошел ко мне.

– Пошли.

– Куда? – спросила я, сделав шаг назад.

– Линч хочет с тобой поговорить.

Итан открыл дверь и дернул головой – мол, иди за мной. Я не послушалась, и тогда он опустил подбородок и прищурился.

– Можем это сделать по-хорошему, а можем по-плохому. Тебе решать.

– Это потому, что я тебе отказала?

Итан недоверчиво фыркнул и провел рукой по лицу.

– Сейчас же, Джетт, – прорычал он. – Это не шутки.

Я скрестила руки на груди. Прошло три секунды – я не отрывала взгляда от Итана. А потом сделала шаг вперед и прошла мимо него – в то же мгновение, как к своей двери подошел Олли. Он возвращался к себе после нашего момента.

Его рука замерла на дверной ручке. Итан закрыл за мной дверь. Нас разделяло четыре двери. Зеленые глаза скользнули по мне, потом по Итану. Он сжал челюсть – я даже с такого расстояния прекрасно это видела. Итан прижался к моей спине и схватил за руку.

– Пошли, – потребовал он.

Губы Олли дернулись. И рука его тоже, но я качнула головой.

Не надо, Олли. Он того не стоит.

Я вырвала руку из хватки Итана и пошла сама, глядя только вперед. Напряжение в коридоре походило на натянутую резинку, которая вот-вот должна была лопнуть. Я не видела лица Итана, но чувствовала волны эмоций Олли, когда мы прошли мимо него. Под его взглядом кровь в моих жилах будто бы превратилась в лаву. Вьющиеся в его голове мысли буквально разрезали меня пополам всем на обозрение. Олли готов был броситься на Итана в любой момент.

Мы зашли за угол, но плечи я расслабить не смогла. Итан молчал всю дорогу вниз по лестнице через холодное здание до кабинета директора. Он замер, когда мы добрались до двери Линча, и повернулся ко мне.

– Расслабься, Джетт. Просто говори с ним честно.

Я нахмурилась, и Итан постучался в дверь костяшками пальцев.

Линч поприветствовал нас и предложил мне сесть. Итан остался стоять у двери – спина прямая, руки скрещены на груди, взгляд направлен в окно. Тяжелые красные бархатные шторы Линча были распахнуты: за ними виднелось психиатрическое крыло.

– Куда ты так побежала вчера за ужином? – Линч не стал ходить вокруг