Из меня рвался гнев, и Конуэй поймала мой взгляд. И удержала его. Она прекрасно понимала, о чем я.

– Я кое-что почитала, – начала она.

Я рухнул обратно на диван и вытянул ноги.

– Почитали, да? И чем же это поможет мне?

– Объясни мне, когда ты чувствуешь себя наиболее спокойным. Без лекарств.

Я приподнял бровь и уставился на доктора. Огромные карие глаза Конуэй смотрели на меня со всей серьезностью.

– Я спокоен, когда один… когда пишу… когда она в безопасности и счастлива. Спокоен, когда уголки рта Зика приподнимаются в этой его глупой полуулыбке.

Я не удержался и тоже улыбнулся от одного воспоминания об этом.

Конуэй тоже улыбнулась.

– А когда ты злишься? Что тебя выводит из себя?

– Когда со мной играют, словно пешкой. Когда они считают меня круглым дураком, будто бы я не понимаю, что за туз они спрятали в рукаве. Я вижу все по их глазам. В Долоре слишком много подозрительных людей. Здесь вообще слишком много людей. Над этим местом зависло темное облако, и я не могу от него сбежать. И оно душит.

– Они? – спросила она.

– Что?

– Ты сказал «они». О ком это ты?

– Да обо всех! – рявкнул я.

Конуэй опустила взгляд и улыбнулась.

Я чуть склонил набок голову.

– Чего?

Она взяла в руки стикер и щелкнула ручкой.

– Я напишу здесь название книги, которую ты можешь найти в библиотеке и прочитать. К счастью, в Долоре она имеется. Если не найдешь, дай мне знать. Я ее закажу. – Она протянула мне ярко-желтую бумажку. – Думаю, важно посмотреть на ситуацию со всех сторон.

Я глянул на бумажку. «Эмоциональная чувствительность и эмоциональное напряжение».

– Считаете, мне поставили не тот диагноз?

– Я этого не говорила. Это же наука, Оливер. Но есть и духовная часть. Думаю, тебе важно будет посмотреть на ситуацию со всех-всех сторон, – повторила она, подмигнув мне. – Обрати внимание на главу про гиперэмпатичность. Думаю, ты найдешь там кое-что полезное.

– А пока?

Конуэй выдохнула и скрестила ноги.

– А пока я хочу, чтобы ты избегал любых негативных ситуаций и стычек с людьми. Подобные негативные вещи влияют на тебя сильнее, чем на остальных.

Я опустил подбородок и улыбнулся. Наконец-то в конце этого длинного спирального тоннеля показался свет.

– Ты гиперчувствительный, потому и лекарства действуют на тебя сильнее, чем на остальных, – продолжила Конуэй. – Не знаю, смогу ли я повлиять на то, чтобы тебе снизили дозу. Или чтобы вообще сняли с таблеток. Но, если честно, я считаю, что тебе не стоит их принимать. Лекарства не помогут, это всего лишь небольшая помеха. Посмотрим. Сделаю пару телефонных звонков. А до того момента… не попадай в неприятности.

– Понял. Спасибо.

И я даже не соврал.

– И да, Оливер? – Я обернулся, доктор Конуэй подалась вперед и поймала мой взгляд. – Если ты не выпустишься из Долора рука об руку с Мией, помни, что в океане немало рыбы.

Улыбка моя тут же потухла.

– Вы не понимаете. Мия для меня и есть тот самый океан.

– Безумие какое-то, приятель. Эта книжонка все объясняет! – я перевернул очередную страницу и пробежался по словам.

Рекомендованной книжки не оказалось в библиотеке, но я нашел другой справочник об эмоциональном напряжении.

– Познай отчаяние, но также красоту и экстаз? Все так. Прочувствуй эмоции на невероятном уровне глубины и сложности? Так. Постоянные перепады как негативных, так и позитивных эмоций? Есть! Сильные эмоциональные привязанности к определенным людям? Да, черт!

Мия. Я постучал по странице обратной стороной ладони.

– Я смогу пережить все это без таблеток. Мне просто нужно нащупать свои эмоциональные и физические пределы.

Зик улыбнулся.

Я тоже. А потом вскочил на ноги.

– Не могу больше ждать! Я должен найти Мию. До групповой терапии!

Если бы над нами не кружили стервятники, я бы показал ей всю силу своих чувств прямо в коридоре, как только она подойдет ко мне.

Мне хотелось обнять ее. Поцеловать ее. Хотелось схватить ее за руку и сбежать с ней. Я видел ее взгляд. Она сразу же забыла обо всем, что я сделал. Посмотрела прямо в глаза моим демонам и приняла все те стороны, что я боялся ей показать. Ей хватило одного взгляда.

Я практически дрожал от нетерпения, от одной только мысли о ней. Я так скучал по этому чувству.

Зик подбежал к двери и вытянул руки, покачал головой. Я запрокинул голову.

– Отойди, приятель.

Его руки продолжали двигаться, и я перестал понимать, что он хочет мне сообщить.

– Все в порядке, – я поднял вверх ладонь, показав, что руки мои не дрожат. – Я ее не трону. Я просто хочу с ней увидеться.

Мия

– Мия?

Я посмотрела налево.

– Хм?

– Прогресс есть? – повторил Арти, приподняв брови.

– Ах, точно…

Единственный мой прогресс – то, что я стабильно разрушаю связи с людьми. Почему Итан решил перейти черту? Почему не оставил все как есть? Все ведь шло так хорошо.

– Не знаю. Никакого.

Последние полчаса я успешно избегала любого зрительного контакта с Олли. Если наши взгляды пересекутся, то падут все барьеры. Я не смогу скрывать сожаление и вину, которые чувствую после того, что случилось с Итаном. А Олли не отводил от меня взгляда. Будто звал меня. Кричал мое имя, умолял посмотреть на него.

Я чувствую тебя, Олли.

Где-то глубоко в костях.

– Ну хоть что-то должно быть, – поднажал Арти.

– Пас.

– Что, сплошные неудачи? – спросил Олли, привлекая внимание всей комнаты.

Он хотел, чтобы я тоже обратила на него внимание. Чтобы заметила его, но я сжала зубы и продолжила смотреть в мраморный пол.

Люди в кругу зафыркали от смеха, но Олли был громче всех, хотя он всего лишь зашевелился на стуле. Он опустил руку и щелкнул пальцами, но я отказывалась его слушать и закусила губу. Глаза закололо от чувства вины.

Остаток групповой терапии прошел как обычно: я смотрела в пол и закусывала внутреннюю сторону щеки. Как только Арти объявил об окончании сессии, я вскочила с места и выбежала из круга с такой скоростью, что оказалась у двери первой. И тут же понеслась вниз по лестнице.

Я не успела добежать до душевой на третьем этаже, как кто-то схватил меня за пояс и протащил сквозь дверь. Я не поднимала голову и не отводила взгляда от черных кроссовок Олли. Глаза защипало от слез. Он стоял передо мной со сжатыми кулаками, готовый к худшему. От него исходил жар. Он даже дышать перестал.

А потом он вытянул пальцы и выдохнул.

– Черт подери, Мия. Посмотри на меня.

Я рывком