— Этого было недостаточно, — закончил я за него.

Реми кивнул, уткнувшись в мое плечо. Я продолжал гладить его по затылку и вдоль позвоночника в надежде успокоить.

Когда он не продолжил, я сказал:

— Я подумал, что если Джио увидит меня, он меня вспомнит. Я подумал, что, может, в этот раз все будет по-другому.

— В этот раз?

— Я увидел его примерно через неделю после того, как он поступил к доктору Тейлору. Когда я вошел в его палату, я был так рад его видеть, что не думал о том, что делаю. Я схватил его, обнял и сказал, что люблю его. Он просто… он потерял самообладание. Он не помнил меня, не знал меня, не узнавал самого себя. Продолжал твердить, что его зовут Ник и что мы убили человека, которого он любил.

Мне стало дурно при воспоминании о том, что сделали с моим сыном, о промывании мозгов, которому он подвергся.

— Все эти годы я думал, что все, что мне нужно сделать, это вернуть его, и все будет хорошо.

— Я тоже так думал, — пробормотал Реми. — Я думал, что в ту секунду, когда моя семья увидит меня... — Он покачал головой.

— Что случилось, когда ты пришел к ним?

Реми некоторое время молчал. Он прислонился к моей груди, прижавшись ухом к моему сердцу. В какой-то момент, пока я говорил, он обнял меня за талию. От него пахло шампунем и мылом.

— Дверь открыла моя мама. Они все еще жили в том же доме, где я вырос. Помню, я подумал, что, может, они оставались там все эти годы, чтобы я мог их найти. Все эти маленькие сценарии прокручивались у меня в голове, пока я ждал, когда откроется дверь. Прошло не более пятнадцати секунд, прежде чем она открылась, но я, должно быть, пережил сотню способов, которыми меня встречали дома. Когда я увидел свою маму, то просто заплакал. — Голос Реми стал сдавленным, когда он добавил: — Я думал, она узнает меня. Даже спустя столько лет я был так уверен, что она увидит меня и сразу узнает.

Я обнял худенькое тельце Реми. Его боль была ощутима, и я хотел забрать ее у него. Из рассказа было ясно, что его мать не узнала его, как он думал. Я ненавидел эту женщину уже за один этот факт. Я бы узнал Джио где угодно. Не имело бы значения, как бы он выглядел или при каких обстоятельствах произошла наша встреча, я бы узнал его. Я знал его. Задолго до того, как пришли результаты анализа ДНК, доказывающие, что он мой сын, я знал, что он мой. Родители просто знают об этом.

Но, очевидно, не все родители.

— Я разозлился на Джио, — каким-то образом смог выдавить я. — Чем больше он отрицал, что знает меня, помнит меня, чем больше говорил, что любит человека, который причинял ему боль все эти годы, тем больше я расстраивался и требовал, чтобы он сказал правду. Все эти годы мы с братьями пытались помочь всем детям, но я так и не смог по-настоящему понять, через что им пришлось пройти… через что пришлось пройти их разуму, понимаешь? Джио просто замкнулся в себе. Это было все равно, что потерять его снова. Это было похоже на то, как если бы его украли прямо у меня на глазах, но я ничего не мог сделать, чтобы остановить это. Доктор сказал, что это был своего рода отрыв от реальности... что его разум пытался защитить себя. Он перестал говорить, перестал двигаться, перестал есть, пить. Он был рядом, но его не было.

Волнение и беспомощность внутри меня начали нарастать. Мне хотелось встать и ударить по чему-нибудь. Я хотел причинить кому-нибудь боль, чтобы почувствовать, что могу причинить ее и себе. Я знал, что беспокойство только усилится, поэтому я ослабил хватку на Реми, чтобы убежать от него.

— Не надо, — прошептал Реми. В конце концов, он крепче обнял меня, не давая пошевелиться.

— Реми, — начал я, но он оборвал меня.

— Ты должен бороться с этим, Лука, — прошептал он. Он обнял меня одной рукой за поясницу и отодвинулся достаточно, чтобы посмотреть мне в лицо. — Я знаю, это больно, но бег не поможет. Бесчувственность не поможет. Нет такого лекарства или напитка, которые могут заставить нас забыть. Нет достаточно удаленного места, где мы могли бы спрятаться.

Меня бесило, что он был прав.

— Она не узнала меня. Когда я перестал плакать и сказал ей, кто я такой, она просто стояла рядом. Затем она спросила меня, что я здесь делаю. Она подумала, что мне нужны деньги. Она сказала, что у них их нет, — объяснил Реми.

Он снова опустил глаза, и когда я снова притянул его к своей груди, то гладил пальцами его ухо, пока он продолжал свой рассказ.

— Они даже не искали меня, Лука, — выдавил Реми. Я почувствовал, как влага просачивается сквозь мою рубашку, и точно знал, что это. — Они сказали людям, что я сбежал. Но я этого не делал. Когда я был ребенком, дома было плохо, но я все равно любил их. Я бы никогда не сбежал. У меня были младшие братья и сестры, за которыми нужно было присматривать. Я бы никогда так с ними не поступил… оставил их в таком состоянии. — Рыдания начали захлестывать Реми, когда он добавил: — Они даже не искали меня. Все эти годы я ждал, а они даже не искали меня.

У меня защипало в глазах и сдавило горло, когда я осыпал поцелуями его макушку и бормотал бессвязные слова в надежде, что смогу как-то утешить его. Я хотел убить людей, которых он называл своими родителями. Они не были ими. Они потеряли это право в тот момент, когда повернулись к нему спиной.

— Они не заслуживали тебя, малыш, — прошептал я ему, когда он заплакал.

Мучительные, резкие рыдания сотрясали его тело, казалось, несколько часов. Когда он, наконец, успокоился, моя рубашка спереди промокла насквозь, и я чувствовал себя физически измотанным, как будто это я один выдерживал эмоциональный натиск. Я ожидал, что он ослабит хватку, когда успокоится, но был рад, что его хватка оставалась такой же крепкой, и что он не пытался отдалиться от меня. Внутри у меня все сжалось, когда в моем мозгу разгорелась война. Мысль