— Я не понимаю, — прикрыл тяжелыми веками глаза мужчина, — какой ты расы. Я всегда знаю, а тут… пробел. В тебе нет стабильного ДНК. Оно такое, каким ты хочешь, чтобы оно было. То проявляется валейра, то землянка, то кобельянка, то миозийка. — Йен вздохнул: — Кто ты, Элли?

— Если б я знала, — фыркнула я, обеспокоенная не меньше него.

О способностях киртиан ходили легенды. Мало того, что они с одного взгляда могли распознать расу, даже замаскированную или скрытую, они еще и были универсальными нейтрализаторами любого внешнего воздействия. То есть рядом с ними нельзя было кого–то ментально заставить или загипнотизировать, или, к примеру, одурманить… и все в таком же духе.

— Я никогда не встречал таких, как ты, — признался Ингвар. — А я много повидал. И…

Я вытащила руку и запустила пальцы в его шикарную гриву.

— Они такие красивые, — смущенно призналась, пропуская пряди между пальцами. — Почему ты от них избавился?

— Это долгая история, солнышко, — чмокнул меня в нос муж. — Думаю, сначала нам нужно принять душ, чтобы отдохнуть, потом поесть и набраться сил, а потом я постараюсь тебе все объяснить.

— Никогда не думала, что ты настолько наивный, — сообщила я любимому мужчине, осторожно несущему меня в душевой отсек, — если полагаешь, что в душе мы будем отдыхать.

И оказалась на сто десять процентов права. Мужчина–кремень с нарочито сексуальными шрамами, голый и мокрый, оказался настоящим вызовом, который было сложно игнорировать. Да и зачем, если он мой?

Я лениво потянулась на постели, разминая уставшие от сложной гимнастики в душе конечности. Хорошо–то как!

Единственное, чего мне не хватало, так это солнца. Живого, горячего солнца, которое в жаркий полдень играет яркими лучами в летней зелени. Вот такая я неправильная уродилась. По светилу я скучала даже больше, чем по маме. Кстати, о маме — хорошо, что я в последний раз ей сказала о своем долгом отсутствии. А звонков от меня она и так не ждала. Там, где окопалась моя родительница, связь была отвратительная.

«Я и так знаю, Элли, — вспомнила я слова мамы, — что с тобой все хорошо. Мне об этом рассказывает солнечный свет. — Она поймала тонкой рукой солнечный зайчик. — А он знает все и даже больше, — застенчиво улыбнулась мне родительница и потрепала по коротким волосам. — И будет хранить тебя всегда!»

Я усмехнулась своим воспоминаниям, покрепче прижалась к теплому боку мужа и уснула.

Проснулась я от божественного запаха кофе.

— М–м–м, — улыбнулась, не открывая глаз. — Как вкусно пахнет… — И распахнула глаза, начиная соображать: — Откуда?

— Хосита под дверь принесла, — спокойно сообщил муж, передавая мне кружку с дымящимся вожделенным напитком. — И еще кое–что, — протянул пару энергетических батончиков, бутерброд и огромный апельсин.

Интересно, где он достал апельсин, если на кухне они закончились? Заботливый.

— Сказала, его высокосиятельный уже начинает проявлять беспокойство по поводу нашего отсутствия, так что придется покинуть наше убежище, — он с какой–то скрытой тоской обвел безликие стены.

— Пусть берет дверь штурмом, — ехидно фыркнула я, отпивая кофе. — И мы никуда не пойдем, пока не поговорим. Нам и так долго не удавалось сделать это, — покрутила я на пальце обручальное кольцо, — и я совсем не уверена, что у нас будет время поговорить позже. Так что приступай к исповеди, командор Ош.

— Что именно ты хочешь знать? — чуть приподнял брови муж, гася опущенными веками жадный серебряный блеск радужки. Пока я спала, он успел причесаться и заплести свои волосы в ритуальную косу, уложенную в низкий сложный узел, из которого торчали два стилета с костяными рукоятками с замысловатой резьбой. — Для полной биографии мне и дня не хватит.

— Для начала, — сощурилась я на него поверх кружки, — объясни мне, дорогой, почему ты так стыдишься своих расовых особенностей?

То–от сразу загрустил.

— Это просто, — вздохнул мужчина, рассеянно кроша в сильных пальцах кусочек галеты. — Я не был рожден на Айт–Древе. Меня усыновили в возрасте двенадцати лет, после того, как корабль, на котором я куда–то летел, был захвачен…

— Что значит «куда–то летел»? — вылупилась на него я. — Ты не помнишь, куда и зачем?

— Нет, — отрицательно покачал головой Ингвар. — Я практически ничего не помню из той жизни. Только то, что мне рассказывали приемные родители, а знали они мало. Моя приемная мама была наполовину киртианкой без особых способностей, присущих нашей расе, и когда отец рассказал о мальчике с захваченного корабля, ухватилась за идею спасти меня и получить ребенка. Ты же в курсе, что многие полукровки моей расы не доживают и до двенадцати по причине слишком высокого уровня способностей, с которыми вторая их половина может не справиться или отторгнуть?

— Слышала об этом, — кивнула я, грея кружку в ладонях. Или ладони около кружки. — Но не знала причин. И что дальше?

— Опять же, если ты знаешь, на Айт–Древе под строжайшим запретом только две расы: чистокровные киртиане и валейры. Первая — потому что поглощает любые пси–воздействия в широком радиусе, вторая — потому что эти воздействия оказывает, распыляя феромоны. Но мама была полна решимости меня спасти и уговорила отца достать из секретной лаборатории состав для подавления киртианского активного гена. Таким образом, анализы всегда показывали, что я на одну четверть киртианин без присущих им способностей, а потому не опасен.

— А волосы–то тут причем? — никак не могла взять я в толк.

— У полукровок, — слабо улыбнулся муж, начиная чистить для меня апельсин, — никогда, ни при каких обстоятельствах не бывает такого цвета волос. Так же, как и серебряного кольца вокруг радужки — это признак чистокровности. Правда, у некоторых глаза становятся такими только после женитьбы и обретения полной силы, а у меня серебро глаз ушло, как я думал — навсегда — после подавляющей ген сыворотки. Так что мне приходилось постоянно брить голову, чтобы не выдать себя и не подставить приемных родителей. Эту странность списали на последствия стресса и длительного заболевания, что, с их точки зрения, и вызвало раннее облысение.

— Все бы так лысели, — слегка завистливо пробурчала я, окидывая взглядом собственницы своего мужчину.