Она медленно отняла руку, но продолжала смотреть ему в глаза.

– У вас есть определенная репутация, отец Фальк.

– Магнус.

– Отец Магнус. – Сохраняя приветливое выражение лица, она слегка наклонила голову. – Я выбрала вашу школу для свой младшей дочери потому, что здесь перевоспитывают проблемных девочек и превращают их в респектабельных молодых леди.

– Стоп. Что? – У меня внутри все сжалось. – Это же школа-интернат, а не исправительная школа. – Звук собственного голоса гремел у меня в ушах. – Я правильно поняла?

Но мама продолжила говорить так, словно меня не слышала.

– Насколько я поняла, вы лично будете учить Тинсли и призывать ее к дисциплине.

– Да. – От его бесстрастного тона по спине побежали мурашки.

– Вы серьезно? – У меня отвисла челюсть. – Я не проблемная, я точно знаю, что меня не нужно перевоспитывать. Это что вообще такое? Чего вы мне не договариваете?

Она кинула на меня раздраженный взгляд.

– Отец Магнус разработал специальную программу для таких девочек, как ты.

– Для таких, как я? То есть для тех дочерей, которых родители используют как пешки в своих бизнес-играх?

– Я не собираюсь это обсуждать.

– Ну конечно, ты имеешь в виду девочек, матери которых слишком заняты своими важными делами, чтобы заниматься такой ерундой, как родительство. – Во мне закипела злоба. – Ты монстр.

– Если бы я была монстром, то просто сидела бы и смотрела, как ты губишь свою жизнь.

– И ты решила загубить ее за меня. – Я с отвращением отвернулась от нее и вперила взгляд в отца Магнуса. – И какого же соглашения вы достигли на мой счет?

– Большинство учеников приезжает в школу в самом начале обучения. – Его густой, глубокий и удивительно успокаивающий голос окутал меня, и в моем животе все сжалось. – Но ты уже взрослая, так что это совсем другая ситуация. Завтра я проведу ряд тестов. И, когда пойму уровень твоих знаний, то составлю твое расписание. Некоторые уроки ты будешь посещать со своими ровесниками. А те предметы, в которых ты разбираешься плохо…

– Я хорошо во всем разбираюсь. У меня отличная успеваемость.

– Учебная программа в академии «Сион» несравненно труднее, чем в частных школах. Я буду работать с тобой лично, чтобы ты нагнала программу, и я сам буду заниматься твоим религиозным воспитанием. А также исправлю твое поведение.

– С моим поведением все в порядке.

Он опустил руку вдоль тела, и я заметила едва уловимое движение: он начал скрести большим пальцем по указательному. Одному Богу известно, что это значило. Может, он пытался подавить желание меня придушить.

Он думал, что я грубая? Разеваю рот не к месту? Что я шлюшка? Гордячка? Что ему вообще обо мне сказали? И что из сказанного было правдой?

– Что вы имеете в виду под «исправлением моего поведения»? – Я распрямилась, пытаясь выглядеть такой же невозмутимой, как он сам.

– Многое.

Туманно. А это всегда не к добру.

Голливуд любит делать священников католических школ бессердечными тиранами. Но наверняка это не совсем так. Божьи люди все же должны уметь сострадать.

Вот только я не заметила ни грамма сострадания в его холодных глазах. Вместо этого его взгляд обещал мне невыносимые условия и правила – и неизбежное наказание за их нарушение.

Во мне зародилось страшное подозрение.

– А какие здесь наказания?

– Для большинства проступков – молитва по чёткам. Есть и другие епитимьи, такие как ранний комендантский час, трудовые работы или изоляция. – Его низкий, бархатный баритон звучал насмешкой в моих ушах. – А в крайних случаях применяется физическое наказание.

– Это же… – У меня во рту пересохло. – Насилие, что ли?

– Физическая боль и унижение.

– Господи Иисусе. – Я даже не замечала, что ноги сами шагают вспять, подальше от священника. И вдруг я наткнулась на мать. – Вы бьете студентов? Типа… Ну, стеком? Линейкой?

– Ремнем и тростью.

– Что? – Я замерла, уверенная, что ослышалась.

– Это не очень распространенная для нашей академии практика, но порой требуются решительные меры.

– Ты это слышишь? – заголосила я, обращаясь к матери.

– Делай как тебе велят, – скучающим голосом произнесла она, – и твоя учеба пройдет безболезненно.

– Закон запрещает бить студентов!

– Нет ни одного федерального закона или закона штата, регулирующего порку в частных школах. – Она улыбнулась, и это причинило мне больше всего боли.

– Значит, если я приеду домой вся в синяках, тебе будет плевать? До тех пор, пока их не увидят посторонние люди?

– Когда мы увидимся в следующий раз, надеюсь, ты уже перестанешь вести себя как ребенок и на тебе не будет никаких синяков.

– Ты о чем? Мы же увидимся в выходные. Родители навещают детей по выходным и…

– Не обсуждается. Только когда я получу удовлетворительный отчет от отца Магнуса, минимум через несколько месяцев, только тогда я разрешу тебе приехать на праздники.

– Зачем ты это делаешь? – В моем голосе послышалась слепая ярость. – Потому что я нарушила твои правила? Ладно. Отошли меня в другую школу. Разрушить мою устоявшуюся жизнь уже и так достаточное наказание. Но отдать меня незнакомцу, который лупцует своих студентов, это как? Ты, видимо, совершенно меня презираешь.

– Выговорилась?

– Нет. – Из меня вышли остатки уважения к стоящей передо мной женщине.

И в тот момент я дала себе обещание. Она думала, я плохая девочка? Так вот, она ошиблась. По-настоящему плохих девочек пинком вышвыривают из таких вот школ-интернатов.

И я поклялась сделать все, что в моих силах, чтобы меня исключили.

– Если оставишь меня тут, – произнесла я, – я подмочу репутацию нашей семьи так, что ты не отмоешь ее ни в какой прессе.

Не сдвинувшись с места, она подняла бровь и посмотрела на отца Магнуса.

– Она не была такой вздорной. Не знаю, что на нее нашло.

– Не Робби Ховард, не любой другой парень… – Я подняла подбородок, – а ты – самый большой сексобломщик!

– Ты ступила на тонкий лед, юная леди.

– Да что ты, «бумерка»?? Это же ты доверяешь меня одному единственному священнику, хотя раньше за мной не очень-то успешно следила куча охраны. Ты теряешь связь с реальностью.

Мама была слишком молода, чтобы принадлежать поколению бумеров. Я просто хотела ее выбесить.

– Подожди нас в коридоре. – Распоряжение, отданное тихим голосом, но оно резало воздух, словно клинок.

– Это ты жди в коридоре. – Скрестив руки на груди, я проглотила подкативший к горлу комок страха.

– Я повторять не буду. – Она указала пальцем в сторону двери.

Испытывая судьбу на прочность, я помотала головой.

– Покажи мне, что в твоем сердце есть