Хм, звучит довольно–таки двусмысленно. Вместо праздника живота, боюсь у парней настанет праздник ежедневного поноса. Ну или диареи, если по–научному.

— Ну, ты сам напросился, — помолчав, бесстрастно уронила десантница. И я в кои–то веки была с ней согласна. Потому что я и камбуз были понятиями взаимоисключающими друг друга. Если, конечно, кто–то не стремился отравиться едой или самоубиться с помощью поварешки.

— Это единственное место, кроме своей постели, — стрельнул в меня глазами Лайон, — что я могу вам предложить.

Туда мне хотелось не больше, чем в заманчивый Айт–Древский зиндан, но я промолчала. Людей судят по делам. Сначала дело, слова потом. Ухмылка. И слова будут не мои, гарантирую!

— Так я уже согласна, — выпрямилась в кресле Железный Дровосек, чуть ли не облизываясь. — Когда приступать к постельной вахте? Лично я люблю сверху, но могу и потерпеть, если нужно….

— Мы договорились, — вступил в разговор Ингвар, пока никто никого не убил, — что в смене будут два человека: один из моей команды, один из команды наследника. Таким образом, мы пытаемся избежать недоразумений. Но, к сожалению, людей мало и на камбуз никого не остается. И если бы вы смогли взять на себя эти обязанности…

— Я попробую, — передернула я плечами, совершенно не представляя себе, чего я там буду пробовать, — но сразу хочу предупредить, что, кроме бутербродов и кофе, ничего готовить не умею.

— Мужики, — вздохнула Хосита, прекращая придуриваться. — Я, конечно, понимаю вашу шовинистическую позицию, но правда такова, что вам весь рейс придется жрать сухой паек, потому что я даже бутерброды нарезаю художественно и, желательно, с живого объекта.

— Посмотрим, — оптимистично заявил сиятельный. Объявил: — А сейчас всем отбой до утра, кто не занят на смене. — Глядя на нас и ухмыляясь: — И утром мы все ждем вкусный горячий завтрак!

Это он неправ. Сильно. Все же наивность не лечится.

— Тьфу! — сплюнула Хосита, вставая и утягивая меня за собой к выходу. — Хреново быть глухим и тупым. Еще хуже быть тупым и наивным.

— И что ты по этому поводу думаешь? — полюбопытствовала я, идя с ней по коридору в свою каюту под бдительным присмотром молчаливо следующего за нами Ингвара.

— Думаю, что утро вечера мудренее, — туманно заявила Хосита и потопала в облюбованную каюту дальше по коридору, оставив меня у своей двери.

Я глубоко вздохнула, кивнула То–оту и, раз уж ничего не оставалось, отправилась спать.

Посреди ночи меня навестили. Кто там был такой прыткий — я не разбиралась, просто швырнула спросонья в его сторону зернышко, активировала и повернулась на другой бок, намереваясь досмотреть красочный сон о доме.

Открыв глаза утром, я первым делом осмотрела нового пленника, застывшего в желеобразной массе наподобие мухи. И развлекалась, пока чистила зубы и приводила себя в порядок, преподавая мужику урок изящных поз, периодично долбая приказами по желейному кубу. Правда, вместо одной задницы колыхался весь организм, но кто я такая, чтобы критиковать или привередничать?

— Элли! — стукнула в дверь бодрая Хосита. — Ты готова отравить весь экипаж?

— Вполне, — заверила ее я, отпираясь дверь и пропуская десантницу внутрь. — У меня даже подопытный уже есть, представляешь? Пробовать будем на нем. Видишь, далеко не убежит и падать в обмороки не будет.

— Ну ты, мать, сильна, — восхитилась Железный Дровосек, — найти объект, не выходя из каюты — это высший пилотаж.

Несчастный что–то сдавленно квакнул с выпученными глазами.

Исполненная дружелюбия Хосита пнула куб:

— Слышь, мужик, у тебя есть три варианта: стоишь здесь памятником собственной глупости, идешь с нами на камбуз и жрешь все на пробу, или мы тебя сдаем полковнику. В первом и третьем случае я точно гарантирую смертельный исход, во втором можешь и выжить, если кусками заглатывать не будешь. Что выбираешь?

По глазам пленника было явно видно, что выбирал он нашу мучительную и долгую погибель от своих рук, но вариантов у него действительно было не так уж и много, потому согласным мычанием он выбрал второй вариант и, после того, как мы его совместными усилиями отлепили от куба, нехотя потащился за нами на кухню.

И даже не умер, когда я запихала в него с угрозами что–то похожее на овсянку по рецепту повара, служившего здесь до этого. Правда, пришлось запихивать силком. Пока Хосита держала, я потчевала, закидывая комки каши в рот и бдительно следя, чтобы не вывалилось. Но зато мужик остался относительно жив и даже пообещал к нам на близкое расстояние впредь не подходить, когда уползал в расстроенных чувствах и с бурчащим желудком.

— Как ты думаешь, — с сомнением посмотрела я на кастрюлю с экспериментальной кашей, — если я ее сверху кофе залью, вкус улучшится, или эту бурду уже ничего не спасет?

— Давай не будем экспериментировать, — предложила благодушно настроенная десантница, с аппетитом наворачивая летный сухой паек с галетами и тушенкой–пюре в тюбике. Прочавкала: — Мужчины твоими усилиями становятся на этом корабле вымирающим видом.

— Я, пожалуй, еще бутербродов нарежу, — вздохнула жертва кулинарной книги и приступила к намеченному.

В общем, когда команда пришла на завтрак, то никто не отравился, зато все срочно решили, что нужно худеть для поддержания формы. И, как один, ограничились сухим пайком. Все, кроме полковника. Святой человек.

— Первый блин всегда комом, — попробовал меня жизнерадостно утешить Лайон, доставая сухой паек. — Обед у вас точно получится лучше.

Я стыдливо потупила взор и промолчала, чтобы сойти за умную. Назвала бы Лео мазохистом, но нашу дрянь он принципиально не жрал. А так — садист. Махровый.

— Это безмерный оптимизм или стремление умереть во цвете лет? — полюбопытствовала Хосита, попивая кофе. — Потому как я по–другому это охарактеризовать не могу.

— Кстати, никто не видел Малоя? — поспешил сменить тему сиятельный. — С середины ночи воин пропал со смены и с тех пор его никто не видел.

— В сортире посмотри, — посоветовала добрая десантница, пока я усиленно делала вид, что совсем тут не при чем.

Зато Ингвар мужественно, со слезами на глазах ел кашу, которую у меня так и чесались руки у него отобрать и заменить достаточно безопасным бутербродом. Единственное, чем я смогла подсластить Скару горькую пилюлю — подсунула исподтишка