– Я забыл забрать своего ребенка, Тедди! Что за отец мог так поступить?

О боже, он ужасно подавлен.

Видя его таким разбитым, я не могла просто стоять в стороне. Поступив так же, как поступила бы с любым другим, я села рядом с ним на ступеньки крыльца. Густ заметно напрягся от моей близости, но не отстранился.

– Ты же не уехал в Париж на каникулы, бросив ее дома одну. Футбольное поле начальной школы Мидоуларка – место вполне безопасное.

Я надеялась, что он поймет намек на «Один дома». В детстве Густ всегда просил включить этот фильм во время рождественского киномарафона Райдеров.

Он промолчал. Снял шляпу и обхватил голову руками.

– Тедди, я плохой отец? – его голос прозвучал так тихо и надломленно, что я едва расслышала, хотя сидела совсем близко.

Без раздумий я положила руку ему на спину и успокаивающе погладила:

– Август Райдер, ты далеко не идеал, но ты точно никогда не был плохим отцом.

7. Густ

Мы с Райли вошли в большой дом в половине девятого, опоздав на добрых полчаса.

Эта неделя вымотала нас обоих – мы проспали дольше обычного, а когда дочь забралась ко мне в постель с книжками, я не смог отказать ей в просьбе почитать. Каждое такое утро было драгоценным, ведь я не знал, как долго еще она будет стремиться проводить время со мной. И хотя опаздывать на семейный воскресный завтрак не хотелось, упустить этот момент я не мог.

Я повесил шляпу на крючок у входа и направился вслед за весело прыгающей Райли на кухню, из которой слышались голоса родных.

Отец построил большой дом еще до моего рождения, здесь мы все выросли. Дом стоял в миле от въезда на «Ребел блю», на холме, слегка возвышаясь над всем остальным ранчо. Это было мое любимое место на земле – просторный бревенчатый дом, где всегда пахло кондиционером для кожи и домашней выпечкой, где в кофейнике неизменно был горячий кофе, кладовая ломилась от припасов и всегда можно было найти свободный крючок для шляпы.

Теперь здесь оставался только отец. Я переехал в свой дом еще до рождения Райли, Эмми уехала в колледж, а потом стала жить вместе с Бруксом. Уэст, покинувший отчее гнездо последним, в прошлом году перебрался в другой дом на ранчо и вместе со своей девушкой Адой занимался ремонтом.

Если честно, меня тревожило, что отец жил сам по себе, – Амос Райдер был уже не молод. И хотя все мы были поблизости и отец вряд ли чувствовал себя одиноким, дом казался слишком большим для одного человека.

Когда мы вошли на кухню, отец колдовал у плиты с полотенцем через плечо. Уэст и Ада рассматривали что-то в айпаде, и мой брат выглядел как последний влюбленный дурак. Его пес Вейлон устроился у их ног.

Райли уже забралась на колени к Эмми и что-то взахлеб рассказывала ей и Бруксу. Брукс между делом бережно поправлял выбившиеся пряди волос моей сестры.

Я долго не мог привыкнуть к тому, что они вместе. Люк Брукс был моим лучшим другом с начальной школы. Однажды его задирали мальчишки и я вступился – тогда Брукс был еще невысоким и тощим. Я поделился с ним обедом и проводил домой после школы. С того дня мы всегда были рядом.

Брукс и Эмми начали встречаться, когда она бросила гонки на бочках и вернулась домой, но какое-то время от меня это скрывали. Я узнал об их отношениях не самым приятным образом: увидел, как они целуются взасос после забега Эмми. Моя реакция была… импульсивной. Я зарядил Бруксу в челюсть. И впервые в жизни он даже не попытался ответить.

Тогда до меня дошло, что я облажался.

Оглядываясь назад, я понимал, что в тот день удар получил скорее я. Не из-за их отношений: меня ранило, что ни сестра, ни лучший друг не смогли рассказать мне о своей влюбленности раньше. Я гордился, что забочусь о близких, но оказалось, что двое самых дорогих мне людей совершенно мне не доверяли.

С Бруксом мы помирились довольно быстро, и я нашел в себе силы признать, что не могу жить без этого придурка. А вот принять факт, что эти двое без ума друг от друга, оказалось сложнее. Только через пару месяцев я перестал вздрагивать, когда Брукс касался моей сестренки, – а он не упускал ни единого шанса это сделать. Кто бы мог подумать, что мой друг окажется таким любителем обнимашек?

И до сих пор, глядя на них, иногда я чувствовал странную тоску. Словно видел перед собой ту жизнь, о которой всегда мечтал сам.

Услышав, что я вошел в кухню, Эмми посмотрела на меня. Райли, сидя у нее на руках, играла с обручальным кольцом, которое раньше принадлежало маме, а теперь красовалось на левой руке Эмми.

– И ты тоже живешь в часовом поясе Брукса? – спросила сестра с улыбкой.

Все знали, что Брукс вечно опаздывал.

– Простите, – промямлил я. – Надо было начинать без нас.

– Еще чего, – отозвался отец из-за плиты. – Все готово. Берите тарелки.

Мы выстроились в очередь, чтобы взять тарелки с едой – яйца, бекон, сосиски, тосты (для Эмми оладьи, французские тосты она не ест) и фрукты.

Отец всегда выкладывался по полной, готовя еду для семьи. Мне передалась его страсть к кулинарии, хотя по моей кухне на тот момент этого было не видно. Надо было хотя бы купить продуктов.

Мы сели за большой дубовый стол, который стоял на этом самом месте с тех пор, как я родился. Его сделала для моих родителей Эгги, мама Дасти, в подарок на свадьбу. Памятную надпись с обратной стороны столешницы – «Амосу и Стелле. Любовь на века. 6 июня 1986 года» – я помнил наизусть.

Немало часов провел я под столом, не сводя глаз с этой надписи, когда умерла мама. В шесть лет мне поставили диагноз «дислексия», поэтому прочитать ее было не так уж просто. Зато когда буквы сложились в слова, они врезались в мою память на всю жизнь. И когда я стал старше и начал задумываться о том, чего хочу в жизни, я видел перед собой именно эту надпись.

Мы стали накладывать еду, передавая друг другу тарелки. Я взял себе побольше и проследил, чтобы у Райли было достаточно фруктов.

Брукс