— Правда? — почему-то удивился Володя.

— Да, а что тут такого? — Юра нахмурился.

Володя задумался, наблюдая за тем, как Юра тянется куда-то вбок, берёт бутылку рома и наполняет бокал.

— Ну… — протянул Володя. — Одно дело — хранить фотографии или письма, но разбитые очки?

— Мне важно всё. — Юра серьёзно кивнул.

— А письма… — вдруг вспомнил Володя. — Ты прочёл мои письма?

— Да. Сразу, как вернулся, — ответил Юра, сделал глоток и вальяжно растянулся в кресле.

— Почему ничего не сказал? — нахмурился Володя.

— Не представляю, что бы я тебе написал. Всё-таки столько лет прошло, а мы — совершенно чужие люди.

— Чужие? — нахмурился Володя.

— Теперь нет, но тогда мы не были друг другу даже приятелями. А эмоций эти письма вызвали так много, что я так и не придумал, что тебе написать. Но хотел. Знаешь, я читал много биографий музыкантов, драматичных и даже трагичных, но все они вместе взятые не производили на меня такого впечатления, как твои письма. Никогда от чьей-то истории мне не было так тяжко.

— Хм… — только и смог выдавить Володя.

Юра заметно сконфузился:

— Ой, не слушай меня, я уже пьяный, не думаю, что говорю. Сравнивать людей, которых даже не знал никогда, с тобой…

— Всё нормально. Продолжай.

— Твои письма вдохновили меня на ноктюрн. — Юра забавно скривился. — Банально, да? Так что, можно сказать, ты — моя муза.

— Правда?! Ты и это от меня скрыл! Сыграй!

— Нет, он не окончен.

— Всё равно сыграй сколько есть.

— Нет, я же сказал, он не готов. Он корявый, его править надо, ты ничего не поймёшь и расстроишься — скажешь, что за гомункула я тебе посвятил.

— Сыграй хоть что-нибудь, — попросил Володя. Ему ужасно захотелось снова посмотреть на Юру, как тот меняется, когда играет.

— Всё-таки это так непривычно, — засмущался Юра. — Я имею в виду интерес к моему творчеству.

— Ничего себе непривычно! На твои концерты люди за деньги ходят, а ты говоришь, что тебе интерес непривычен.

Юра закатил глаза и махнул рукой.

— Ой, эти концерты… Поездка в СНГ была первой и, скорее всего, последней.

— Почему?

— Я же говорил, она не окупилась. Я ещё должен её отрабатывать.

— Как же так вышло? Вы что, не считали?

— Считали, да не рассчитали. В Европе концерты окупились. Это моя вина на самом деле. Мы с коллегой, певцом, для которого я писал эти произведения, в Европе выступали не раз. Но чёрт меня дёрнул уговорить его включить в тур Украину. Мол, всё-таки моя родина. А ему интересно — согласился. Поехали. И всё у нас получилось шиворот-навыворот. Если с оркестром повезло, то хор был просто никаким…

Тема музыки так увлекла Володю, что он совсем забылся и выдал:

— Я, конечно, не специалист, но, по-моему, хор был просто потрясающим! Они как в церкви…

— Стоп, что? Повтори, что ты сейчас сказал! — воскликнул Юра, перебив его.

Повисла тишина. Володя спрятал лицо в ладонях.

— А-ну посмотри на меня, — велел Юра, а когда Володя повиновался, очень строго спросил: — Ты был на том концерте и не подошёл ко мне? И даже ничего не сказал?

Володя попытался отшутиться:

— Ты же читал мои письма, ты знаешь, какой я дурак, и это, видимо, не лечится.

Шутка не сработала. Юра молчал, смотрел пристально, лицо исказилось: он сердито нахмурил брови и сжал губы в тонкую линию.

Володя начал серьёзно:

— Понимаешь, у меня в жизни был полный кавардак. Я был уверен, что нам не надо встречаться, потому что… потому что… чёрт, да я не знаю почему! Но тогда я только начал оправляться от нервного срыва, я как из ада вынырнул…

— Что с тобой случилось? — ледяным тоном произнёс Юра.

— Сейчас это уже неважно. А тогда мне было сложно. Такой хаос, будто я не контролирую ни себя, ни свою жизнь, — пытался оправдаться Володя. — Я трезво думать не мог…

— У тебя до сих пор бывают панические атаки? — Юра заметно побледнел. Он вдохнул полную грудь воздуха и начал, с каждым словом говоря всё громче и злее: — Те раны на спине — это что, последствия паники? Ты говорил, что это была просто игра! Ты обманул меня?!

Володя хлебнул чая и сказал в сторону:

— А я надеялся, что беседа будет приятной…

Захотелось скрыться от Юры, от его пристального взгляда и неудобных вопросов. А Юра не сдавался.

— Я правильно понял, что тебе до сих пор не оказали квалифицированной помощи?

— Я не хочу об этом говорить. Закрыли тему, — холодно ответил Володя, пытаясь подавить закипающую злость.

— Ты до сих пор причиняешь себе вред?

Володя не удержался — злость на себя и пресловутая паника накрыли его с головой. Он крикнул во весь голос:

— Нет!

От того, чтобы закончить звонок, Володю останавливало понимание — если они расстанутся сейчас, то, скорее всего, больше никогда не созвонятся. Юра, будто услышав его мысли, после минутного молчания попросил:

— Только давай не будем прощаться на такой ноте, ладно?

— И не собирался, — буркнул Володя, упрямо не глядя в монитор.

— Я не могу быть равнодушным к тебе и твоей судьбе.

— Будь спокоен, я ничего с собой больше не делаю.

— Я понял — теперь ты не причиняешь себе вред сам, а просишь его? В молодости ты обваривал руки, теперь же заменил руки на это?

Слова вертелись на языке, но в горле застрял ком, и Володя только и смог, что судорожно вздохнуть.

Юра молчал, пристально глядя на него. Сделал два больших глотка, скривился.

— Володя? — Юра прищурился.

— Ну что ты хочешь от меня услышать?

— Правду. Тогда твои ссадины были свежими,