В комнате заметно потеплело от разожженного камина. Володя почувствовал вдруг, что ему стало жарко, и быстро стянул с себя джемпер, промокший после купания собаки. Шагнул к столику, нервно разлил по стаканам виски.

— За встречу… — произнес, поднимая бокал.

— …спустя столько лет, — добавил Юра.

Володя опрокинул в себя виски, горло тут же обожгло. Он выдохнул, сел в кресло напротив Юры. Почувствовал, что начинает расслабляться.

Казалось, его уже отпустил сонный дурман от таблеток и голова перестала болеть. Но он всё равно не мог сопоставить реальность и то, что перед ним сейчас действительно сидел Юра.

— Ну так… — неуверенно начал Юра, постукивая изящными пальцами по стенкам стакана. — Как получилось, что ты живешь здесь? Про Харьков я понял из писем, но…

«Но в целом выглядит, будто я все двадцать лет ждал тебя здесь и даже жить стал рядом с ивой», — мысленно закончил за него Володя. И, наверное, в этом была доля правды.

— Не скажу, что это просто совпадение. Я давно предлагал отцу попробовать себя в чем-то новом — построить не отдельное здание, а коттеджный поселок. Он согласился, я стал искать землю. Выбирал между несколькими вариантами, а в двухтысячном подвернулась возможность недорого купить здесь очень большой участок земли.

— Прямо судьба какая-то, — хмыкнул Юра, жуя лимонную корку.

— В судьбу я не верю, но… Врать не буду — ностальгия тоже сыграла свою роль. А потом, когда «Ласточкино гнездо» построили, я решил переехать сюда. Я жил с родителями, устал от них, тем более всегда хотел отдельный дом. Других коттеджных поселков у нас тогда еще не было. Хотя… Даже если бы и были, думаю, я все равно выбрал бы этот.

Ему было сложно об этом говорить. Сейчас казалось, что через все его решения тянулась тонкая нить ностальгии по лету в «Ласточке» и памяти о Юре. И все последствия той любви повлияли на каждый его дальнейший шаг. Конечно, это было преувеличением. Но теперь, когда перед ним сидел повзрослевший, нашедшийся спустя столько лет Юра, Володе действительно казалось, что тот был в его жизни всегда.

— О, у тебя есть пианино! — заметил Юра, косясь на инструмент, стоящий справа от огромного панорамного окна. — Научился играть? — спросил, но было непонятно, искренне интересуется или с доброй насмешкой.

— Нет, что ты, когда мне. — Володя натянуто улыбнулся. — По дизайн-проекту здесь должен был стоять рояль, но сам знаешь, что это очень недешевая вещь. А потом я случайно наткнулся на объявление по продаже старого пианино, оно белое, вроде в интерьер вписалось…

Ему снова стало неловко. Вспомнилось, как трепетно в молодости Юра относился к лагерному пианино, которое постоянно таскали из зала на улицу и обратно. А еще — как он сам себя корил за то, что завалил собственное пианино дома всяким хламом, когда бросил играть.

— Расскажи, как ты живёшь? У тебя на… — Володя осекся, чуть не проболтавшись, что видел, сколько людей пришло на Юрин концерт. — В смысле, надолго в Харькове? Какими судьбами вообще?

Юра передёрнул плечами.

— Гастроли. Впервые за всё время удалось организовать мало-мальски нормальный тур. Я так давно хотел съездить в Харьков… — теперь запнулся уже он.

Но Володя без лишних слов понял, зачем. Он грустно улыбнулся — скорее сам себе. Дотянулся до бутылки, разлил по стаканам виски, пригубил из своего. А Юра продолжил:

— Как-то всё не получалось. То работа, то семья, то…

— Семья? — автоматически переспросил Володя. — Женат?

На секунду в памяти вспыхнуло ощущение фантомного счастья — Володя вспомнил, как упрашивал Юру в письмах найти девушку, как был уверен, что он будет счастлив, если найдет себе спутницу жизни и ни в коем случае не станет таким же, как Володя.

Юра тихонько засмеялся. Нерадостно.

— Да какой «женат», Володь? — он снисходительно посмотрел на него. — Это уже очень давно не про меня. Семья — это я про настоящую семью: мать, отца.

— Как они?

— Да никак. Мама умерла несколько лет назад, с отцом… сложно всё. Давай о чем-нибудь хорошем поговорим, а то как-то…

Так и хотелось сказать, что всё по-настоящему хорошее для Володи закончилось двадцать лет назад, а осталось только нейтральное. Ну, еще вот собака есть.

Собака, к слову, преспокойно уснула, свернувшись клубочком у Юриных ног.

Володя не мог избавиться от ощущения, что они говорят не о том. Нужно было спрашивать о другом.

Как ты жил все это время? Скучал так же, как я по тебе? Или забыл меня, сразу как уехал в Германию? Но ведь вернулся, сюда вернулся, под иву! Зачем?

Но спросить об этом Володя не мог. Перед ним сидел чужой человек. Незнакомый. Внешне он, может, и напоминал того юного Юрку… Но Володя понимал, что порой и за год человек может измениться до неузнаваемости, а тут и подавно. Между ними — пропасть. Это не просто двадцать лет, застывшие в вакууме, это гораздо больше. Между ними, помимо времени, огромный кусок истории, развал Союза, километры дорог. Между ними — разные страны, разные взгляды, огромное количество событий.

Здесь и сейчас сам Володя — уже давно не тот подающий надежды комсомолец, девятнадцатилетний вожатый, студент МГИМО.

И перед ним сидел далеко не тот Юрка — пионер, шестнадцатилетний хулиган, горе-пианист.

Они другие. И то, что их связывает, лишь кажется огромным и важным. На самом деле того, что их разделяет и отличает, теперь гораздо-гораздо больше.

— Общаешься с кем-то из «Ласточки»? Они все же в Харькове жили, может, нашел кого-то? — спросил Юра.

— Да, конечно. С Женей и Ириной вот дружим…

— Ого! Они до сих пор вместе?

— Да, представь себе. Женя еще долго работал физруком в тринадцатой школе, там я его и нашел… — Володя решил не уточнять, что ходил туда, чтобы отыскать хоть какую-то ниточку к Юре. — Ирина тогда была беременна вторым ребенком. — Володя улыбнулся, вспоминая, как она, пузатая и располневшая, радовалась, когда Женя привел его в гости и, открыв двери квартиры, с порога закричал: «Ира, смотри, кого я нашел!» — Я, кстати, крёстный отец их дочери, представляешь?