— Что люблю?

— Угу.

— Не знаю. Оно само как-то. В больнице я уже четко знал это. Не сказал сразу, чтобы не напугать. А по итогу вышло...

— А я сначала тебя боялась, — говорю, и сама тянусь к его шее, хочу прижаться ближе.

— Почему? Я дал тебе повод?

— Нет. Да нет. Просто... ты был такой сердитый, чужой. Я ведь тебя вообще не помнила. Если честно, то я все полностью вспомнила только в тот день. Ну когда...

Давид резко прижимается к губам, начиная целовать. Руки ползут под комбинезон, заставляя вжаться в горячую грудь.

— Оставим всё это в том дне, малышка. — Смотрит на часы. — Как ты относишься к перекусу и совместить приятное с полезным?

— За. Только я есть не хочу. Хочу сок. А приятное что?

Улыбается.

— Вообще приятное всё. Ты же помнишь про праздник? — Кивок. — Нам нужно платье. И, — не дает возразить, прикрывая рот пальцами, — мы едем выбирать тебе наряд. Или я выберу сам. И никаких возражений. Угу?

Опускаю голову. Угу. Только мне неудобно это всё вот. А он никак не хочет этого понять.

— Са—а—аш, думай потише. Я тебе говорил уже, что у тебя есть мужчина, и всё, что происходит, пра—виль—но.