«Ляпаться!», - мысленно ужаснулся герцог, содрогаясь от деревенского словечка. Но тут же на смену ему пришло слово «петушок». Бертран не подозревал, что у него есть «петушок». Даже мысленно он как-то не отделял его от себя. Ни петушка, ни гнездо с яйцами. Но теперь в мгновенье с легкой руки деревенской супруги честь, достоинство и гордость герцога превратилось в «петушка». Но Бертран решил не сдаваться. Отгоняя от себя лишние мысли, герцог резко притянул к себе испуганную красавицу. - Как муж и жена! – закончила свою мысль Пять Мешков, глядя ему в глаза. Только сейчас до герцога дошло, что ягоды, после которых цверги еще долго не смогут смотреть в глаза товарищам, предназначались именно ему. И были собраны с горных склонов исключительно из лучших побуждений. Бертран пытался припомнить холодок, который должен был пробежать по его мускулистому телу с рельефной широкой спиной, когда в голову его супруги пришла эта гениальная идея. Герцог подумал и решил действовать наверняка, поэтому, чтобы закончить просветительскую деятельность супруги, он просто резко прижался губами к ее губам. Не успел он распробовать вкус нежных губ «трепетной красавицы, когда она молчит», как случилось нечто неожиданное. Пять Мешков вдруг резко оттолкнула его и как огреет звонкой пощечиной! - Это что? – спросил Бертран недоумевая. - Женщина должна казаться недоступной, - послышался вздох Пяти Мешков. – Чтобы не думали, что я со всеми так легко целуюсь! Поэтому следовало в первый раз огреть, как следует! Так у нас в Мэртоне принято! Бертран пока плохо понимал, что она имеет в виду. - Вообще, принято огреть чем-нибудь тяжелым! Сковородой, например! Или оглоблей! Можно коромыслом или скалкой! – перечисляла Пять Мешков. Герцог уже чувствовал, что у каждой красавицы Мэртона есть свое маленькое кладбище целовальщиков. А у Пяти Мешков – некрополь на триста персон! - И многих ты огрела? – спросила Бертран, прикидывая число женихов. - Ну, было дело, - замялась Пять Мешков, слегка краснея. – Мартин потом помог труп спрятать… Он у меня самый лучший брат на свете! Он же гроб мастерил. А я сразу всем на деревне сказала, что брат гроб стругает для тех, кто меня обидит. Он сам так сказал! Ну вот однажды пригодился! Правда, я его легонько шлепнула, а он упал, напоролся на вилы, а когда пытался уползти с вилами в спине, задел полку, а с полки на него топор полетел! Бертран живо представил себе все это, мысленно посочувствовав бедняге. - Потом с вилами и топором, - продолжила Пять Мешков, снова смущаясь. «Твою мать, он еще жив был?!! Ничего себе, как мужик за жизнь цеплялся!», - удивился Бертран, понимая, что еще очень дешево отделался за поцелуй. - Потом с вилам и топором спине он из сарая выбрался. А там конь стоял, необъезженный… - продолжала Пять Мешков, ковыряя одеяло. Герцог всегда отличался завидным здоровьем. И никогда не болел. Но сейчас он болел за незнакомого ему мужика, который сражался за жизнь до последнего. Мысленно вешая на грудь несчастного орден за орденом, Бертран осознавал, что он еще и подзадержался в живых. - Конь перепугался, как начнет копытами бить! По голове попал! – рассказывала Пять Мешков, размахивая руками. Но Бертран был уже опытным, поэтому успевал уворачиваться. «Ну все, кончился мужик!», - вздохнул герцог, заметив, что Пять Мешков умолкла. - Когда он пытался уползти от коня, - жена подняла на Бертрана, а герцог понял. Слишком рано он списал со счетов неизвестного крестьянского паренька. – Его нога зацепилась за поводья. Конь понес его в лес. Перепугался, бедный, - продолжила Пять Мешков. «Ну, добивай!», - мысленно разрешил герцог. - Потом уже спустя месяц лесорубы нашли его, - Пять Мешков посмотрела куда-то на красивый потолок. – Говорят, что с топором в руке. А вокруг дохлые волки валяются… «Рано!», - Бертран набрал воздуха в грудь. - Умер, от голода, - вздохнула Пять Мешков. И тут же всхлипнула, уткнувшись в широкую грудь герцога. «А я еще жив!», - мысленно заметил Бертран. Он представил себе всех предыдущих ухажеров Пять Мешков и сделал мысленное и самодовольное: «Ха!». - Не плачь, - Бертран посмотрел на нее снисходительно и даже нежно. – Ты не виновата… - Правда? – оживилась Пять Мешков, утирая тонкой рукой слезы. - Правда, - соврал Бертран, глядя на россыпь роскошных волос, прикрывающих ее плечи. - А если бы не веточка, то было бы еще хуже, - вздохнула она. «Нет, нет, нет! Обожди!», - напрягся Бертран, глядя на кривую веточку – татуировку. – «А может быть дело в ней? Может, чародей ошибся?». Но тут герцог вспомнил рассказы про ее мать, и лучик надежды померк. А ведь он никогда в жизни не привязывался так ни к кому. Старина Гиос не в счет. Еще ни одна женщина не задержалась у него так надолго, как эта рыжеволосая красавица, прильнувшая к его груди. Внезапно Бертрану захотелось обнять ее, дабы уберечь свет от конца, мир от катастрофы и всех окружающих от страшного финала. Его руки легли на ее плечи, а она подняла заплаканное лицо с соблазнительно подрагивающими сочными губками. «Я – самоубийца!», - вздохнул Бертран и прильнул к ним, забывая обо всем на свете. Никогда еще в жизни он не испытывал нечто подобное. Бертран за свою долгую жизнь целовался бесчестное число раз. Но никогда еще, ни один поцелуй не вызывал в нем чувства, что это – последний поцелуй в его жизни. По телу пробежало волнение, словно вот-вот сейчас ему на голову рухнет потолок. И от этого поцелуй становился еще слаще. Но при этом Бертран был хитер и бдителен, посматривая во все стороны. Не трещит ли про его душу потолок. Не рушится ли башня, не горит ли любимый ковер? Пять Мешков не сопротивлялась, а замерла, словно пойманная в силки птичка. И это только распаляло герцога, как вдруг он вспомнил про ягодки, которые вместо него сожрали несчастные цверги. На мгновенье он представил себя со спущенными штанами, преследующим любую орущую цель с явным намерением воткнуться в нее. И тогда Бертран поцеловал ее еще раз, на всякий случай осматриваясь. Его подозрительный взгляд пока не видел ничего опасного, поэтому рука скользнула жене под платье. - Не бойся, - прошептал Бертран, глядя с затаенной нежностью в перепуганные глаза. - Я не б-б-боюсь, - послышался мужественный голос Пять Мешков. «Это я не тебе, это я себе», - вздохнул герцог, не заметив, куда потянулась ее рука. Это стало его роковой ошибкой. Рука Пять Мешков потянула за штору, а герцог тут же получил по голове старинной перекладиной, на которой держался роскошный балдахин кровати. Бабочки в животе резко стали мушками перед глазами. Бертран шумно выдохнул, пытаясь прийти в себя и продолжить. «Ерунда! Я еще жив!», - упорствовал он, хотя сама судьба, видимо, намекала, что «не надо!». Герцог, решивший довести дело страсти до конца, сделал вывод, что кровать – место не безопасное, поэтому поднял жену на руки и прислонил к стене. Адреналин бился через край, заставляя сдирать с себя одежду, пока нежная фигурка только-только начала робко отвечать на поцелуи. «Моя!», - думал герцог, спуская ее платье на пол и покрывая поцелуями обнаженное плечико. Никогда в жизни Бертран не чувствовал ничего даже близко похожего! И стоило ему снова окунуться в пучину назревающей страсти, как внезапно ему на голову острым углом упал портрет прапрадедушки. - Ай, - простонал Бертран, а из рассечённой макушки тоненькой струйкой вдоль линии роста волос потекла кровь. «Стена – тоже не вариант!», - решил герцог. Он отмел балкон, кресло возле камина, кровать, которой еще есть куда падать и выбрал стол. Это был старинный дубовый стол, сделанный еще три века назад. Он видел в своей жизни план наступления, пир по случаю победы, несколько очаровательных поп пылких красавиц и должен был выдержать напор страсти. Однажды им забаррикадировали дверь в покои. И теперь на нем красовались внушительные шрамы от «откройте! Мы будем вас убивать!». Не было в замке ничего надежней этого стола, поэтому выбор остановился на нем. Со стороны можно было подумать, что темпераментный герцог решил максимально разнообразить брачную жизнь, но это было немного не так!