— Жееень, — в дверях тесной кабинки автоокна появляется заискивающая Таня, — ты успокоилась?

— Да, — вру.

Конечно же нет! Мне не хватило на это двух недель, что говорить о какой-то паре часов, прошедшей с нашей неожиданной встречи с этим мерзавцем.

— Я пришла, так сказать, направить тебя на путь истинный, — втискивается целиком в мою кабинку Таня. — Семья это святое, Жень.

Киваю, принимая оплату у очередного клиента. Слушаю ее вполуха, потому что в голове зреет план, как бы мне убедить менеджера срочно перевести меня в другой ресторан. Желательно где-нибудь на другом конце мира.

Проблема в том, что я стажер, и покуда не пройду полное обучение, меня не примут в штат окончательно. А значит и перевод может затянуться.

Блин. Я реально готова свалить на край света, или по меньшей мере в любой другой город. Но без работы будет туго.

— Жень, ты вообще меня слушаешь? — возмущается Таня.

— Что ты говорила?

— Говорю, я в твоем возрасте тоже бунтаркой была. Не пожалей потом. Они все же родные. А если с матерью что-нибудь случится, м? — давит на больную мозоль коллега. — Потом же всю жизнь себя корить будешь, что не послушала брата и не поехала.

— Кого? — наконец полностью включаюсь в разговор.

— Брата старшего своего, — говорит, будто все очевидно. Да только у меня братьев отродясь не было. — Который днём на Урусе заезжал.

Ах, вот она о ком?! Значит брата?! Видимо я и правда, больше чем в сестры ему не гожусь!

— Он кстати у тебя красавчик, — продолжает Таня.

— Кто? Брат или Урус? — усмехаюсь горько.

— Брат, конечно, — вроде смущается, как если бы ее поймали с поличным на меркантильном интересе. — Я на тачку бы и внимания не обратила, если бы он мне не понравился как человек. Познакомишь? Как помиритесь, естественно.

— Познакомлю, — выдыхаю, прикладывая похолодевшую ладонь к горящему лицу. — Правда у него таких как ты, вагон и маленькая тележка.

— Я не прочь быть еще одной тележкой, — усмехается.

— Иди, Тань, — цежу я сквозь зубы. — Я работать не могу!

— Все-все, моя золотая девочка! — лебезит. — Улетаю, чтобы не мешать нашей Рублевской наследнице бунтовать перед своей семьей, зарабатывая копейки в Маке.

Она наконец закрывает дверь.

— Сссука! — шиплю я. Хочется разрыдаться от бессилия.

— Простите? — звучит удивленно в наушниках для приема заказа.

— Ой, это я не вам! — оправдываюсь. — Извините, пожалуйста! Что будете заказывать?

— Большую картошку, сок, наггетсы…

На автопилоте вбиваю заказ, погруженная в свои мысли. Поэтому совершенно не успеваю среагировать, когда окно для приема оплаты вдруг само собой открывается и в него весьма неосторожно и очень тесно впихивается огромный букет роз…

По глупости ловлю наживку. А прямо следом за ней в окно влезает темная шевелюра. Затем широченные плечи, с трудом пролезающие в проем, и дальше по списку все части моего неверного и кажется в край обнаглевшего мужа.

— Герман, ты совсем охренел?! — шиплю я.

— Что, простите? — снова в наушниках.

Черт!

— Простите! Если это весь заказ, проезжайте на окно оплаты! — говорю и отключаю микрофон. — Хватит портить мне жизнь, Герман! Я на работе!

— Вот ты и попалась, — ухмыляется подлец, нависая надо мной угрожающей скалой. — Я так соскучился.

От возмущения теряю дар речи.

Он глядит на меня сверху вниз взволнованно и до бешенства привычно тепло. Касается пальцами моего лица.

Соскучился он! Кобель! И где же ты шлялся эти две недели? Опять у своих шлюх?

Конечно вслух ничего не спрашиваю. Чтобы не думал, что мне есть до него дело!

Вовремя вспоминаю о клиентах, подъезжающих к окну. Вынуждаю Германа спрятаться под подоконником, чтобы принять оплату. Если нас кто-нибудь поймает, прощай работа.

Но забываю учесть один неприятный для такого положения наших тел в пространстве момент: на мне форменное платье, с расклешенной юбкой. И я вижу, как он пялится на мои ноги.

Черт бы его побрал!

— Сколько с нас? — у окна возникает машина клиентов.

В растерянности смотрю на экран:

— Шестьсот восемьдесят семь. Наличкой или картой?

— Давайте картой.

Еще с десяток раз извиняюсь перед гостями. И дождавшись, пока они отъедут, опускаю взгляд на мужа. Непривычно видеть этого огромного мерзавца на коленях перед собой.

Герман подается вперед, и утыкается лицом в низ моего живота, вынуждая меня оцепенеть от шока.

— Что ты делаешь? — шепчу в ужасе.

— Малыш, я так соскучился, — ловит мою руку, которой я пытаюсь оттолкнуть его от себя, и целует запястье. — По твоему запаху особенно.

— Герман…

Он вдруг отстраняется и вытаскивает из валяющегося на полу букета маленькую коробочку. Открывает ее передо мной:

— Жень, я понял, что мы с тобой вообще не с того начали, — серьезно говорит он. — Будь моей женой, а?

Смотрю на кольцо с огромным камнем. На шикарный букет. На виноватую улыбку Германа…

— Ты совсем больной? — шепчу непонимающе. — Мы разводимся!

— Прошу тебя. Давай повенчаемся.

Сердце колотится как бешеное.

Какого черта?! Что с ним случилось? Неужели он узнал о ребенке? Иначе к чему бы такие резкие перемены?..