Мы легли, завернувшись в плед, как в слоеное тесто. Такая разная начинка для диванного пирога: поплывшая от стресса, теплой ванны и алкоголя я – и крепко обнимающий меня абсолютно трезвый Гектор. Словно тающая нуга и цельный орех.

Я не успела понять, как уснула, не увидела снов и проснулась. Оказалось, прошло около пяти часов. Мое тело забыло, что такое боль, – я будто возродилась из пепла. Благодаря заботливому мужчине, который так умилительно сопел рядом.

Смутно припоминался ужас, пережитый при встрече с Патриком. Неприятное событие уже приобрело сюрреалистические черты и теперь казалось сном, который вот-вот забудется. Я много размышляла о Гранж Пул Драйв, о Дарте Хауэлле, о решении Гектора не участвовать в этом чемпионате. А едва Соулрайд проснулся и спросил, как я себя чувствую, предложила ему съездить на автодром. Он немного помялся и согласился.

Был вечер, и гонка давно закончилась, трибуны и трасса выглядели опустевшими после большого события. Кое-где между рядами сидений ходили уборщики, на виктори-лейн[20] и около боксов общались друг с другом несколько механиков, среди которых и персональный помощник Гектора – Хэнк. Он и сообщил нам последние новости.

Кубок Дарта Хауэлла – высшую награду для гонщика во всем Нью-Хейвене – выиграл Майкл Старквилл, непримечательный молодой пилот из Уоллингфорда, ныне восходящая звезда. Я внимательно наблюдала за Соулрайдом, но эта информация, кажется, не слишком тронула его. Я не заметила, чтобы он расстроился, хотя еще вчера мысль о том, что кто-то займет его место, была невыносима.

– Мальцу просто повезло, поверьте, – махнул рукой Хэнк. – Я тут был и все видел. Может, он и лучший, но только среди слабых пилотов. На ближайшей же гонке он облажается, помяните мое слово. Он выиграл только потому, что Хартингтон в последний момент отказался от участия. Да что вы все, с ума посходили? Что у вас там такое случилось?

– В смысле? Билл тоже не участвовал? – удивился Соулрайд. – Это странно. Без меня победа была у него в кармане. Я думал, он этого и добивался.

– Да-а, что-то вы все темните, не нравится мне это, – протянул Хэнк с недоверием и одарил нас своим специфическим прищуром. – Это же надо с такой халатностью отнестись к настолько серьезному событию в вашей жизни. Такой шанс упустить!

Гектор рассказал ему, что на меня напали и он должен был уехать, потому что почувствовал неладное, когда не увидел меня на стадионе в условленное время. А вот почему Билл отказался от легкой победы, которая в отсутствие главного противника была в кармане, – никому неясно.

– Ах да, чуть не забыл. Он, когда уходил, подошел к нашим техникам и сказал, чтобы все болиды перепроверили еще раз. Если понадобится, то лучше старт перенести.

– И ушел?

– Да.

– Проверили?

– О да. Твой болид был неисправен, да еще у парочки ребят. Стоило набрать большую скорость, и тормоза бы просто не сработали. А ты сам понимаешь, что это означает.

– Но как?! Мы разобрали его на винтики с утра!

– Не знаю, Гектор, не знаю. Но вот, сдается мне, только Билл и знает, в чем дело. Да где его теперь искать? Он повздорил с родителями и ушел. Телефон не берет. Брюс там орал как сумасшедший, трибуны заглушал, ты бы слышал. Мы все починили, конечно, но сегодня несколько человек были на волосок от смерти. И я уверен, это дело чьих-то грязных рук.

– Если бы ты не отказался от гонки, – заговорила я, обращаясь к Гектору, – Билл тоже не отказался бы. Я знаю это. Без конкуренции с тобой борьба за кубок не имеет смысла. Стоило тебе остаться, и сразу нескольких аварий было бы не избежать.

– Да, согласен. И никакой бы Старквилл не выиграл, а выиграл бы Хартингтон. Так что тебе повезло. И как жить без счастливой случайности? Трибуны, конечно, негативно отреагировали на твой побег. Но люди любят что-то новенькое. И Старквилл в качестве перетасованной колоды карт подошел.

– Свежая кровь, – кивнул Гектор. – Бог с ним. А на счет болидов, думаю, мы все понимаем, кто тут постарался. Те, кто поставил много денег и планировал остаться в выигрыше любой ценой.

– Так, значит, они обанкротились?! – воскликнула я.

– А куда им деваться? – усмехнулся Хэнк. – Все. Новая эпоха. Мир перевернулся с ног на голову. Сегодня в Уотербери многое изменилось, если не все. Хартингтоны теперь ничего не значат, два лучших гонщика Гранж Пул Драйв отказались от кубка, чемпионат выиграл какой-то сопляк из богом забытого Уоллингфорда, восемьдесят пятый больше не чемпион, но все еще кумир.

– С чего ты так решил?

– Когда люди узнают, почему тебе пришлось сбежать, а они узнают, поверь, им это безумно интересно, сегодня это главный вопрос дня. Так вот, когда они узнают, что ты пожертвовал славой и таким шансом на успех, чтобы спасти свою девушку, тебя полюбят еще сильнее.

– Вся эта каша из-за меня…

– Нет, Сара, вся эта каша из-за того, что люди – жадные ублюдки. Ты ни в чем не виновата.

– Нет. Все началось, когда я переехала сюда. Я полюбила Гранж Пул Драйв, но когда стала его частью, то изменила здесь все. Я этого не хотела. Мне не место здесь.

– Конечно же, тебе здесь место. Кто сказал, что изменения – это плохо? Как вообще жить без перемен, без информационной свежести? Мы все, я считаю, изначально находимся именно на своем месте. А все, что происходит, – так и должно быть. Иначе это не жизнь, а застой.

– И все это к лучшему? – слабо спросила я.

– Разумеется, – кивнул он с убежденностью, которой позавидуешь.

Мы распрощались с Хэнком и другими ребятами и поехали ужинать в мою любимую забегаловку на Истон-авеню. Она встретила нас запахом карри и песней «She Sells Sanctuary» в исполнении The Cult из хрипящего радиоприемника. Как всегда, неповторимая атмосфера, отдельный мир, где меня, постоянного клиента, уже хорошо знают. Как и мои вкусы.

Сделав заказ, мы заговорили обо всем, что обрушилось на нас после посещения Гранж Пул Драйв и нуждалось в осмыслении и обсуждении. Вероятность того, что сегодня Гектор мог погибнуть (да и я тоже), и это почти случилось, держала нас в ступоре и не позволяла прийти в себя.

Если бы он принял другое решение и не поехал искать меня, его бы уже точно не было в живых. Кажется, для Соулрайда эта нереализованная возможность разбиться насмерть стала еще одним тревожным звоночком после нападения Патрика. Мужчина был задумчив, покусывал губу и явно переживал по поводу всего этого,