– Осень, я принёс тебе сахара, и да, – он поднимает руки в знак капитуляции, – Я прошу прощения за отсутствие. Неотложные дела ждали меня. Но теперь я здесь, и обещаю чаще появляться, – Даниэль берет рафинад из упаковки, лежащей на куске отрубленного бревна.

Осень, не поднимая взгляда поворачивается, и принюхиваясь к его руке, слизывает сахар.

– Держи, попробуй, – Даниэль берет мою руку в свою, и даёт кусочек сахара, медленно подтягивая к Осени.

Натягиваю напряженную улыбку от волнения, но не отказываюсь.

– Я привёл тебе подругу. Вы очень похожи, знаешь? Такие же вредные и непослушные, – морщит он нос, качая головой.

Усмехаюсь, и задерживаю дыхание, когда Осень касается моей руки, и забирает рафинад.

– И только представь, – продолжает Дэн, удивлённо приподняв брови, словно сам не верил в происходящее. Осень, забыв про обиду поднимает голову, чем удивляет меня. Любопытная какая! – Теперь она моя жена.

Брови мгновенно сходятся в одну линию.

– Я не больше, чем пленница. Не верь ему.

Даниэль решает промолчать, и подводит к другой двери. За ней как оказалось живет Отто. Он был пепельного оттенка, намного моложе и меньше остальных. Тот самый жеребенок, которому не было даже года. Его матерью была Селеста, а отцом жеребец Ханс, с которым мы познакомились в самый последний момент.

– Почему именно лошади? – задаю тихий вопрос, поглаживая Ханса.

Этот мальчишка был крупным, не меньше Блэка, но более мягок по характеру.

– Они не притворяются, – Даниэль делает шаг к Блэку, и протягивает кусок рафинада, – Если обижены – они покажут. Они умны и сообразительны. Верны, и лучше, чем люди. Думаю, да, они намного лучше, чем мы. Поэтому я люблю их.

– Как и я своих собак, – глаза падают на пол, к моей обуви.

Прикусываю губу, вспоминая Лию и Локи.

– О них позаботились мои люди. Не переживай, – вдруг подает голос Даниэль.

Резко поднимаю взгляд, начинающий сиять.

– Я не мог принести их домой…, – Даниэль отвел взор на Блэка, словно ему не хотелось говорить об этом, —…по некоторым причинам. – и кажется я знала, о какой причине идет речь, – Но они в безопасности. Будь уверена.

– Правда? – выгибается бровь, а сердце трепещет в груди от радости.

Я думала о них только сегодня утром, и боялась, что бедные останутся голодными.

– Я не настолько жесток, чтобы оставить собак голодовать, зная, что кормила их только ты, – хмурится Даниэль, будто давая понять, что животные для него важны, как и для меня. Это в первую очередь доказывали лошади вокруг.

– Но достаточно жесток, чтобы обманом украсть дочь врага, пытаясь ее убить и отомстить, а потом силой женить на себя, – слова вырываются из моих губы прежде, чем успеваю подумать.

Глаза Даниэля сверкнули. Секунды мы смотрели друга на друга, а потом, в одно мгновение его тело прижало меня к деревянным решеткам ограждения. Задерживаю дыхание, пытаясь не реагировать на сбитое горячее дыхание, опаляющие мои губы.

– Разве я не спас тебя, птичка? – его грудь вздымается от быстрого дыхания; он был на грани, и я вижу это по темным глазам, искрами врезающимся в мои, – От тирана отца. От нежеланной свадьбы. От твоего прошлого, что душило. От смерти.

Злость вновь вихрем разрушается на меня. Вставляю свои руки между нами, и пытаюсь оттолкнуть мерзавца. Но Даниэль не поддаётся. Бросив все попытки, встречаюсь с ним глазу на глаз, смотря с вызовом, и отвечая:

– Ты не спас меня, Даниэль. Ты погубил меня. Мою жизнь. Моё доверие, – с каждым словом дыхание становится все ниже, а голос тише.

Казалось, я задыхаюсь. Но не так, как во время панических атак. Я задыхалась от чувств, переполняющих внутри. Задыхалась морально.

– Мою уверенность в тебе. Дружбу и…, – любовь.

Слова застревают в груди, словно стрелы, пущенные в самое сердце, когда глаза опускаются ниже, к основанию его губ. Насколько я помню, они были горячими как никогда. Требующими и пожирающими твою душу, сущность и тело. Даниэль был настоящим дьяволом.

– И? – шепчут его губы, – Продолжения не следует? – в груди медленно нарастает давление.

Слышу свое сердце везде.

– Я…

Теряла самообладание, потому что какого-то черта хочу его губы. Хочу его. Всего. Плохая идея. Моё тело просто глупое. Очень глупое.

Ужасно тупо верю, что его губы в следующую секунду накроют мои, но телефонный звонок заставляет Даниэля силой отвести взгляд. Он смотрит на мобильник, и кивает в сторону выхода, отойдя от меня достаточно далеко, что помогло задышать вновь.

– Нам нужно идти.

Подойдя лишь к крыльцу особняка, понимаю чей звонок – слава богу – прервал нас.

Тристан стоял около двери, облокотившись об колону, возвышавшеюся перед домом. На нем был, как ни странно, деловой костюм с бордовым галстуком. Трис был совершенно не похож на того бармена, которого я видела впервые. Он поднимает взгляд с телефона, который разглядывал, и улыбается нам.

– Ты знал! —выдаю злобным и удивлённым голосом.

Тристан виновато пожимает плечами, поднимая рукав своего костюма. На кисти левой руки показалась татуировка. Она была не такой, как у Даниэля; птица на руке Тристана не была в полете. Она, словно подчиняясь, сидела на ветке, устремляя взгляд в сторону. А ещё была не такой большой.

– Клятва, данная семье дороже, – демонстрирует он.

Увидев, как Даниэль улыбается, наполняя лицо гордостью, раздраженно кидаю:

– И кажется вы все позабыли о простой человечности, – прохожу мимо двоих, и быстро поднимаюсь в комнату, не желая встретить кого-нибудь по пути.

Подумать только. Все эти месяцы я жила во лжи. Меня водили вокруг носа.

Вспоминаю первую встречу с Тристаном, и понимаю, что все было одной большой ложью. Снова и снова она бьёт меня по спине.

– Почему ты так быстро убегаешь? Я не прочь побегать за твоей красивой задницей, но не собираюсь делать это вечно, – входя за мной в комнату, выговаривает Даниэль, закатывая глаза.

Он расстегивает верхнюю пуговицу своей серой рубашки, и делает несколько больших шагов в мою сторону. Если бы я поддалась внутреннему зову страха, начала бы отходить. Но упрямство заставляет влиться в землю, не отрывая взгляда от чёрных глаз.

– Даже чертов Тристан был в игре. Кто ещё в моем окружение стал частью твоего обмана? – дёргаю подбородком, упорно не отрывая глаз.

– Тристан не был в твоём окружении, – оскаливается ублюдок.

– Но ты был, – указательный палец встречается с его крепкой грудью, – Ты заставил