дороги, когда шлюха с конским хвостом подняла руку и направила на меня пистолет. Сильные руки схватили меня сзади, поднимая на ноги, и я поморщилась от боли в ушибленной заднице.
— Клянусь, если моя персиковая попка получит какие-либо необратимые повреждения, я буду требовать компенсацию кровью, — сказала я сучке, притворяясь, что не боюсь. Я действительно чувствовала страх, хотя большую часть времени это не выглядело так. И сейчас я чувствовала его так, словно голодный зверь вгрызался в мое сердце.
— Сажайте ее в машину, — скомандовала женщина, и игла вонзилась мне в шею.
И вот так забвение унесло меня, а за его пределами меня несомненно ждала гибель. Я прожила не очень большую жизнь. Но она была моей. И у меня было душераздирающее чувство, что я только что лишилась этой привилегии.
Когда-то я был счастлив. Сейчас я не могу вспомнить это чувство.
Когда женщина, которую я любил, была вырвана из моих рук, я был брошен в нескончаемое пламя ада.
Но есть одна вещь, о которой вам не расскажут про людей без души, когда они обречены на вечные муки. Как только мы создадим для себя дом в аду, нам больше нечего будет бояться в жизни. А человек без страха — это человек без ограничений. За десять долгих лет у меня не было никаких ограничений.
Иногда я чувствовал себя стариком, сломленным грузом времени и горя, давящим на мои плечи, хотя мой отец регулярно уверял меня, что я все еще молод. Жизнеспособен. Что у меня еще вся жизнь была впереди. Собственно, он и сейчас этим занимался, а я отключался от него и наблюдал за голубем, расхаживающим по крыше с таким видом, будто ему принадлежит весь этот гребаный мир. Миссис Голубка, похоже, считала, что он может быть прав в этом, если судить по тому, как она смотрела на меня.
— Ты слышал меня, парень? — резко спросил Па с сильным ирландским акцентом. В его голосе было столько строгости, что я понял: он жалеет, что я не рядом, иначе он бы дал мне подзатыльник, как маленькому мальчишке.
— Связь прервалась, — небрежно ответил я, мой собственный акцент был едва уловим — результат того, что в детстве я провел несколько лет на родине, прежде чем вернуться сюда, в Штаты.
Я сидел на высоте восьми этажей, прижавшись спиной к оконной раме, наблюдая, как солнце поднимается над городом, и ждал, когда закончится этот звонок, чтобы завершить свою работу здесь. Взобраться на эту стену было нелегко, и мне не очень понравилось, что меня прервали.
— Черта с два, — прорычал Лиам О'Брайен тем тоном, который использовал, когда хотел напомнить мне, что я принадлежу ему. Что ему принадлежала вся семья. И весь гребаный мир тоже, без сомнения. И я заставил себя слушать, потому что он был прав как минимум в двух этих утверждениях, а возможно, и в третьем.
— Я буду ждать тебя дома к завтраку в девять. Оденься прилично, парень, я не потерплю, чтобы ты меня опозорил, — сказал он тоном, который не допускал никаких возражений и которых он от меня не дождется. Это не стоило ни моего времени, ни моей жизни, какой бы жалкой она ни была.
— Дома в девять, — подтвердил я, отнимая телефон от уха и добавляя в него напоминание. Я бы вряд ли вспомнил об этой херне, хотя до него и оставалось всего три часа. И когда он говорил «дома», он, конечно, имел в виду свой особняк, мое собственное жилище не представляло для него интереса, даже если бы он знал, где оно находится. Чего он не знал. Дом, который я арендовал и о котором он знал, был таким же пустым, как в тот день, когда я подписал договор аренды, но то, чего он не знал, его не беспокоило. К тому же, если бы его так волновало место, которое его младший сын называл домом, он мог бы попросить разрешения навестить меня. Чего он не сделал ни разу за десять лет с тех пор, как я якобы переехал туда.
— Могу я еще чем-нибудь быть тебе полезен?
— Бернли. С ним разобрались? — спокойно спросил мой отец.
— Вот-вот разберусь, — ответил я, переводя взгляд на закрытое окно рядом со мной, где мужчина, о котором шла речь, крепко спал в постели. Я надеялся, что ему снятся приятные сны, потому что на него надвигался кошмар, от которого он уже не проснется.
— Почему так долго? — усмехнулся Лиам, в его тоне ясно читался намек на некомпетентность, но мне было все равно. Я был самым компетентным человеком, которого я знал. Мне просто нравилось выбирать подходящий момент.
— Я хотел убедиться, что он не заражен, — сказал я, пожимая плечами, чего он не мог видеть.
В настоящее время мир находился в заложниках у вируса «Аид», и больше половины населения пряталось на карантине от болезни, которая унесла жизни шестидесяти процентов людей, заразившихся им. Но мне не очень-то нравилось носить маски, а по роду своей деятельности я не часто контактировал с людьми, так что я спокойно обходился без них и полагался на удачу. В любом случае я уже много раз боролся со смертью и побеждал, и вряд ли судьба была настолько благосклонна, чтобы позволить мне умереть больным в своей постели.
— Какая разница? Ты должен носить маски, которыми я тебе снабдил, несмотря ни на что.
— Конечно, я ношу, — ответил я, подразумевая, что «ношу» означает, что я оставил ее в машине. — Но мне показалось, что если я позволю ему страдать от вируса, это могло бы избавить меня от работы. В любом случае, он заказан, так что я выполню работу.
Лиам недовольно цокнул языком, и я представил, как он тушит сигарету, придумывая, как меня наказать.
— Дома. В девять. — Он повесил трубку, а я задумался, не зашвырнуть ли телефон куда подальше. По улице шел человек, и если бы я точно прицелился, я, вероятно, мог бы убить его этой чертовой штукой с такой высоты. Он выглядел как придурок, так что, скорее всего, он это заслужил.
Хотя, возможно, это была не самая блестящая идея — использовать телефон, который можно связать со мной, в качестве орудия убийства. Жаль.
Я поерзал на своем месте, и мой взгляд снова метнулся к восходящему солнцу, в то время как голуби перестали кружить рядом и начали трахаться. Я дал им минуту на это. В конце концов, не стоит портить