— Как тетушка Кей? — спросила Бу. — Она, наверное, страшно напугана. Это же… так погиб твой отец.

— Упокой Бог ее душу…

— «Его», Фифи. Но да, аминь. — Ронке подумала о том же, но не стала ничего говорить тетушке Кей. — Я просто рада, что с ней все хорошо. Тетушка снова приедет на следующей неделе и останется до Рождества. Дядюшка Джозеф хочет, чтобы она отдохнула. Я собираюсь посмотреть с ней на огоньки на Оксфорд-стрит. Пошли с нами?

— Не, спасибо, — ответила Бу.

— Ну ты Гринч! — ухмыльнулась Ронке. — В любом случае, вы увидитесь на дне рождения Софии. Если ты не против.

— Конечно нет, — кивнула Бу. — Ты же знаешь, как я ее люблю.

Фифи включила звук в телевизоре, взяла иголку и снова стала вплетать пряди в волосы Бу.

Ронке снова отправилась за ганской едой навынос. На голове у нее все еще была шапочка, но персонал кафе привык, что народ то и дело ходит к ним в бигуди или с наполовину заплетенными волосами. История про тетушку напомнила о том, что жизнь коротка. И нет смысла дальше притворяться, что она злится на Кайоде.

«Взяла тебе келевеле и жареную курицу. Приходи вечером, но не слишком поздно. Хочу лечь пораньше — не выспалась совсем».

И секунды не прошло, как Кайоде ответил:

«Люблю тебя. Я тебя не заслуживаю… Прости меня. Увидимся в шесть. Целую!»

Когда она вернулась, Бу оставалось доделать примерно четверть прически.

— Твоя очередь, — ухмыльнулась Ронке. — Давай, у тебя наверняка есть какие-то сплетни.

— Ничего такого со мной не происходило, — ответила Бу. — Я никуда не ходила, только у Сими на вечеринку.

— А что на работе? Как твой новый босс?

— Кажется, ничего, — сказала Бу. — А, точно, я знаю кое-что. Никогда не угадаешь, что Мартин сказал Дидье!

— Что?

— Они пытаются завести ребенка.

— Сими? — Ронке удивилась, но в то же время очень обрадовалась. — Серьезно?

— Ага.

— Наверное, это вполне разумно. Ему почти сорок. Как здорово!

— Почему она не сказала об этом нам? — Бу повернулась к Ронке и вскрикнула: — Ай!

Фифи дернула ее обратно.

— Извини, ма! Не забывай, у меня большая иголка.

— Не знаю, — пожала плечами Ронке. — Сими все держит в себе. Похоже, ей хочется все контролировать: она не станет говорить о чем-то, пока сама во всем не разберется. Помнишь, как было в университете? Все это время мы думали, что она ходит на занятия, а она никуда не ходила.

— Беременность и пожар не скроешь, ма, — заметила Фифи.

— А? — удивилась Бу.

— Африканская поговорка, — объяснила Ронке. — Но это не про Сими. Она прекрасно умеет хранить секреты. Скорее всего, признается, что беременна, когда уже будет рожать.

— Я думала спросить ее, но потом решила, что не надо. Она явно не хочет говорить об этом, — хмыкнула Бу.

— Странно это как-то. — Ронке попыталась представить Сими с ребенком, но у нее не получилось. — Сомневаюсь, что она вообще любит детей.

— Все любят детей, ма, — сказала Фифи. — Дети — это дар Божий!

— Хм… Это ты еще не видела Софию! — ухмыльнулась Бу.

— Перестань! София замечательная, — возразила Ронке. — А Сими-то все еще выпивает. Я вот сразу брошу, когда захочу забеременеть.

— Как-то это осуждающе звучит, — покосилась на нее Бу.

Ронке прикусила губу.

— Да, ты права. Не говори ей, что я так сказала.

Но именно это она и имела в виду. Ронке и впрямь решила перестать пить алкоголь и кофе, начать принимать фолиевую кислоту и, может быть, сбросить килограмма три. Ей уже не терпелось! Дом, дети. Чудесно, если они с Сими забеременеют одновременно! Тогда их дети станут лучшими друзьями.

— Оброни всегда пьют, ма, — сказала Фифи.

— Она не оброни, — возразила Ронке. — Она наполовину нигерийка.

— Кто такие «оброни»? — спросила Бу.

— Белые, ма, — объяснила Фифи. — Они думают, Бог дал им право обсуждать наши волосы. Оброни такие глупые, о! Сегодня они видят тебя с малипусечным афро, меньше сантиметра. Завтра они видят тебя с длинными волосами до задницы. И они скажут: ого, ваши волосы так быстро растут!

— Как-то это по-расистски, — заметила Бу.

— Сама такая, — сказала Ронке.

Прошло пять часов с того момента, как они переступили порог салона. И Фифи сказала:

— Я конец, ма. Тебе очень-очень идет.

— Странные ощущения. — Бу рассматривала свою голову.

— Ничего, ма, пройдет. Я дам тебе масла — на тот случай, если чесаться будет. — Чуть пританцовывая, Фифи стала трогать свою голову руками. — И не чеши. Лучше поглаживать.

— О, да, как в песне у Бейонсе? — Ронке положила одну руку на бедро, а другой пригладила волосы.

Бу совершенно не понимала, о чем они говорят. Она смотрела в зеркало и осторожно приглаживала волосы.

— Я на себя не похожа.

— Ты же этого и хотела? — спросила Ронке.

11. Бу

— Мама! Ты похожа на черную женщину!

— Tu es belle[79]. — Дидье наклонился ее поцеловать. — Но кто ты такая? И что сделала с моей Бу?

Дидье обошел ее кругом, словно она какой-то экспонат.

— Я как будто изменяю своей жене.

Бу улыбнулась и погладила себя по голове. Софии тоже захотелось так сделать. Она стала тыкать ей в волосы своими пальчиками. Даже как-то успокаивало.

— Фу! Они как противные слизняки! — В голосе Софии смешались отвращение и благоговейный ужас.

— Со временем привыкнешь, — успокоил Дидье.

Но Бу никак не могла привыкнуть. Чесалось просто невыносимо! И приглаживать волосы не помогало! Это было даже хуже, чем когда София вернулась из детского садика и гордо заявила, что у Руди гниды, а значит, все мамочки должны проверить волосы своих детей.

— А что, папы не могут это сделать? — спросила тогда Бу, почесывая голову.

К счастью, Дидье с радостью провозгласил себя «Повелителем вшей». Он расчесывал кучерявые волосы Софии, подложив под них белый лист. София терпеть не могла расчесываться, но в тот раз не жаловалась. Увидев, что лист остался чистым, оба страшно огорчились.

— Не расстраивайся, bébé[80]. Уверен, в следующий раз у тебя будут вши, — сказал Дидье, утешая Софию.

Та надула нижнюю губу.

— Мне хотелось, чтобы они были моими питомцами…

— Вы ненормальные, — сказала Бу.

— А чего ты голову чешешь, мама?

— Она думает, что у нее вши, — предположил Дидье.

— Но мы же проверили, папа!

— Они у нее не на голове, bébé. — Дидье постучал пальцем по лбу. — Они у нее вот тут. В голове.

Дидье и София посчитали шутку смешной до колик, а потому повторяли ее снова и снова. Но с тех самых пор Бу начала страдать от навязчивого страха заразиться. И