Спокойно! Вдох-выдох. Подняться на крыльцо. Дверь открыта. Это ничего не значит, отец вообще редко её запирает. Прихожая. Никого. Кухня-гостиная. Пусто. Дверь на террасу распахнута, ветер колышет занавески. Свет включён. На плите тёплый чайник. Я ступила на доски террасы и… Увидела отца. Он лежал рядом с садовым столиком. Опрокинутый стул, осколки чашки на темном дереве рядом с его головой.

– Папа! – И все же я не выдержала, бросилась лежавшему отцу. – Папа.

Я с внутренней дрожью коснулась шеи и несколько самых ужасных в моей жизни секунд не могла нащупать пульс. Лишь с третьего раза уловила слабые толчки.

– Слава духам острова!

Схватила телефон, и тот словно нарочно зазвонил у меня в руке.

«Рива», – отобразилось на экране.

– Капитан, вы звонили? Простите, я ужинала у родителей, а у них правило, никаких телефонов за столом.

– Нужен медицинский вертолёт. Срочно. У нас покушение на убийство. Серый коттедж у Чаячьей бухты. Жертва Дьярви Сохэ, шестьдесят семь лет.

– Ой!

– Немедленно. Сесть можно за баром «Рассвет», там хотели оборудовать сцену и танцплощадку, но пока только расчистили и выровняли участок.

– Поняла.

Я на миг замолчала, бросив взгляд на деревья, сперва быстрый, а затем более внимательный. Листья, ветки, кусты, старый пень, поленница и тёмная фигура с края участка. Тёмная и словно встрёпанная, как нахохлившийся голубь. Какой-то странный головной убор придавал ей сходство с большой птицей, как и рукава-крылья.

– А потом вызывай экспертов и сюда, – приказала я, стараясь не менять тона.

– Принято. Вертолёт будет через семь минут…

Она говорила что-то ещё, но я положила телефон на террасу, рывком поднялась и навела оружие на тёмную фигуру. Миг мы смотрели друг на друга, а потом, сорвались с места одновременно. Фигура исчезла за поленницей. Я бросилась следом, прислонилась к стойке с дровами. Выглянула. Никого. Лишь ветер шевелил листвой. Значит он тоже замер. Он умел передвигаться по лесу, также как и я. И всё же, я бы попыталась. Даже зная о бессмысленности каких бы то ни было поисков в лесу в темноте в одиночку, я бы всё равно попыталась…

Но в этот момент отец открыл глаза и захрипел. Это был страшный звук. Беспомощный звук, который ты никогда не забудешь. И я бросилась обратно. Упала на колени, обхватила лицо отца руками и позвала:

– Папа.

Его взгляд с трудом с фокусировался на моем лице, он даже хотел что-то сказать, но не смог. Не смог выдавить ни звука, хрип прервался. Голова отца снова упала на доски, глаза закрылись. А дальше… Дальше было мучительное ожидание, когда минуты тянулись словно годы. А я сидела рядом с отцом, едва замечая, как горячие слёзы текли по лицу. Сидела и мысленно возносила молитвы всем богам и духом острова, которых могла вспомнить. Я услышала стрекот вертолёта, а ещё через несколько минут кто-то отстранил меня от отца. Врачи окружили его, перебрасываясь непонятными словами, словно инопланетяне в своих голубых одеждах с повязками на предплечьях.

Со временем творилось нечто странное, только что я сидела возле отца, а в следующий миг его положили на носилки. А потом появилась Рива с криминалистами. Кто-то что-то у меня спрашивал. Кажется, хотели знать, полечу ли я с отцом. И я, конечно, полетела. И весь полёт не свозила взгляда с его бледного лица. А потом был приемный покой, реанимация, сочувствующий взгляды окружающих. Потом снова было ожидание, шорох шагов, скрип каталок и резкие телефонные трели.

А потом ко мне вышел усталый врач. И заглянув в мои безумные глаза, торопливо сказал:

– Он жив. – И не успела я обрадоваться, как он добавил: – Пока.

– Пока? – переспросила я.

– Ну, его мозг какое-то время был без кислорода, плюс возраст. Следующие сутки станут решающими. Но любые прогнозы мы сможем делать ес… Когда ваш отец очнётся.

«Если», он хотел сказать «если», – поняла я.

– Поезжайте домой, как только что-то изменится, вы узнаете об этом первой. Обещаю.

Я кивнула, но конечно же, никуда не поехала, а ещё около часа бродила по приемному покою, и только после этого сдалась и поехала в отель. Там я приняла душ, долго смотрела на экран ноута и, не углядев ничего нового, заснула тревожным сном, которого хватило часа на три. И проснувшись во второй раз за эту длинную-длинную ночь, решила больше не ложиться. Я выпила кофе, оделась и направилась в полицейский участок. Мой день начался в четыре утра. Из больницы так и не позвонили. Это ведь хороший знак, не так ли?

17

Отделение было пустым, тёмным, и даже незапертым. Неужели на Кихеу никто ни разу не напивался и не приходил среди ночи к господам полицейским качать права? Ах, да, я забыла, по пьяни в отделение только местного мэра тянет.

Я заварила себе ещё кофе. Включила принтер и распечатала фотографию. Подошла к стене и несколько минут смотрела на свои художества, никак не решаясь прикрепить изображение отца. И даже не сразу поняла почему.

– Потому что мы располагали их неправильно, – проговорила я, оглянулась, взяла губку, которой мы мыли чашки и стала стирать надписи, складывая фотографии одну на другую. Одно лицо сменялось другим. Одна жертва рядом с другой.

Я отложила губку и снова взялась за маркер.

– Надо по-другому, – проговорила я пустому отделению, начертила на стене числовую прямую и поставила первую отсечку. – Первый день – убийство Сергея Болотова. – Первая фотография нашла новое место. – Второй день – Таша. Вторая фотография у второй отсечки. – Третий день… – Я нарисовала знак вопроса под отсечкой. – Четвертый день… – Я все же прикрепила фотографию отца. – И сегодня у нас пятый день.

– Так и знал, что найду тебя здесь, – раздался голос, я повернулась и увидела Воронова. – Прости я только сейчас узнал, что случилось.

Он подошел ко мне и попытался обнять. Но я шагнула в сторону и быстро сказала:

– Давай поиграем в ассоциации. Продолжи цепочку слов, не думая, первым, что придёт