редкость. Как у вас дела, кстати?
Нора пожала плечами.
– У нас на прошлой неделе случился быстрый секс… Я пришла к нему ночью в кемпер и фактически взяла его силой, – засмеялась она, а потом замолчала, оглядевшись по сторонам. – Я представляла, что он и есть тот самый чернокожий, который всё это время писал мне в «Тиндере». – Она понизила голос ещё больше. – И у меня был тако-о-о-о-о-ой оргазм.
38
Кипр Вечером весь участок праздновал выход следователя на пенсию, включая приехавшего из другого города эксперта – мужчину лет пятидесяти с залысинами и двойным подбородком.
Торжество организовали в ресторане с белыми столиками и голубыми скатертями на берегу моря. После трёх часов застолья следователь и эксперт сидели в сырых шезлонгах, погрузив голые ноги в холодный ночной песок.
– Что ты думаешь об этом деле? – еле ворочая языком, обратился следователь к эксперту.
– Клиент скорее мёртв, чем жив, – икнул эксперт.
– Это точно, так и напиши. – Следователь поднял бокал и произнёс десятый по счёту тост: – За любовь! – Выпив залпом виски, следователь отключился и проспал на пляже до утра, подхватив воспаление лёгких, с которым пролежал в больнице следующие два месяца.
39
Стефания Сквозь ставни пробивался тонкий лучик света. Будильник разбудил привычной мантрой. Стефания промычала, нажала на кнопку, открыла глаза и медленно поднялась, засунула ноги в мохнатые розовые тапки – подарок Микеле на прошлое Рождество. Мысль о Микеле покидала Стефанию лишь во время сна, да и то время от времени отголоски воспоминаний о муже врывались в ночные сновидения образами и пугающими сюжетами. Стефания тяжело вздохнула: сегодня ей приснился Микеле, лежащий в гробу.
Вчерашняя новость по поводу очередных тщетных поисков мужа усугубила её и без того несчастное состояние. Тела не нашли, но зато на месте аварии нашли документы Микеле. Паспорт и права, а ещё телефон.
Тело не нашли, но «возможно, есть что-то похожее на тело», сообщил полицейский, ссылаясь на кипрского эксперта, который готовил подробное заключение.
Микеле не могли считать умершим, пока только пропавшим без вести. Если человека не находят в течение двух лет, его могут объявить умершим.
Стефания чувствовала себя ужасно. Жить в таком подвешенном состоянии, когда неизвестно, есть у тебя муж или нет, было попросту невыносимо.
«То, что не нашли тело, ничего не значит, оно могло упасть в воду, пока летела машина» – так сказал полицейский. Ещё он сказал, что шансов на то, что её муж жив, очень мало. Он также предположил, что, может, той ночью сначала Микеле попал в какую-то передрягу, может быть, его убили и ограбили, а потом сбросили машину вниз. А может, и тело сбросили, предварительно порядочно искромсав.
Всё это сказали Стефании вчера, и все эти мысли крутилось в её бедной голове каждую минуту, они сводили её с ума. Она рыдала, корчилась от внутренней боли каждую ночь, здесь, в их семейном ложе, на котором когда-то они занимались любовью и клялись друг другу в верности. Теперь здесь она изнывала от дикой боли. Боли потери. Боли отчаяния и пустоты. Стефания чувствовала себя не просто опустошённой, она чувствовала себя иначе. Что-то в ней поменялось, и дело было не в статусе, а в чём-то таком на физическом уровне. Что-то поменялось в составе её крови. В её давлении. В её дыхании. Всё стало по-другому с тех пор, как Микеле пропал.
Поэтому ей не казалось странным, что во сне она увидела гроб.
В последнее время она замечала, что с мужем что-то происходит, он много времени проводил в гараже, всё меньше разговаривал. Она связывала это с тем, что финансовые дела шли не очень, партнёр его оставил, переехав жить в США. Стефания посоветовала Микеле увеличить количество медитаций.
Стефания помнит, что, когда заикнулась о том, что, возможно, ему не стоит ехать с друзьями и оставлять её с детьми, Микеле чистил нож. Тот самый, что она подарила ему на сорокапятилетние. Как только Стефания сказала, что, может быть, ему не стоит ехать, взгляд у Микеле стал каким-то совершенно безумным, и он сделал это: со всего размаха запустил нож, и тот воткнулся в деревянную дверь. А потом он перевёл на неё взгляд и сказал так твёрдо, как никогда в жизни: «Я зарежу кого-нибудь, если не поеду», затем встал, забрал нож и вышел из комнаты.
Стефания о том случае никому не рассказывала. Она боялась. Тогда она по-настоящему испугалась. Она никогда не видела в глазах мужа этого демонического огня. В тот же вечер он извинился, сказал, что не знает, что на него нашло, а потом добавил, что чувствует, как ему не хватает жизненного пространства.
Стефания заставила себя подняться, она открыла ставни и равнодушно посмотрела на пурпурный рассвет, заливший горизонт. Ничто больше не радовало: ни природная красота, ни дети, ровным счётом ни-че-го. Стефания, раньше обожавшая утро, стала его ненавидеть. Потому что по утрам она опять вспоминала о том, во что превратилась её жизнь.
Стефания прошла мимо комнаты Тициано, постучала в дверь, выкрикнула «подъём» и нырнула в душ. Выйдя из ванной комнаты, Стефания обнаружила, что дверь Тициано по-прежнему закрыта. Она рванула дверь, влетела в комнату, открыла ставни и, сорвав одеяло с сына, рявкнула: «Вставай!» Сын недовольно промямлил, но она ещё сильней выкрикнула: «Буди детей!» – а сама спустилась на кухню, чтобы приготовить завтрак.
Она поставила кофе и засунула хлеб в тостер. За последние два месяца их жизненный уклад в корне поменялся. Тициано платил теперь за свет, продукты, бензин и интернет, будил девочек, отвозил их в школу и готовил через день ужин.
Удивительно, что она не сделала этого раньше. Микеле был прав, «бугаю» двадцать три года, надо было сделать это давно.
Сонные дочки спустились одна за одной в пижамах и плюхнулись на стулья.
– Почему вы не одеты? – грозно смерила взглядом Стефания спускающегося Тициано.
– Они здесь оденутся, – кинул он вещи
