Мое горло парализует от понимания, что он лучше потеряет друга, чем сдастся. Мне больно, и я злюсь на эту жесткую правду, хриплым голосом спрашивая:

— А меня ты не боишься потерять?

— Арина… — угрожающе осаживает Градский.

К черту его…

На глаза наворачиваются слезы.

Разжав руки, я отстраняюсь и, развернувшись на пятках, иду к двери.

— Мне нужно в душ, — бросаю на ходу, держа свои слезы в узде, пока не остаюсь одна в ванной.

Уверена, щелчок замка слышен на всю квартиру, когда закрываюсь изнутри, чем даю понять, что здесь Влад мне не нужен.

Слезы смешиваются с водой, которой подставляю лицо. Мне хочется плакать сильнее, кричать. Швырнуть в стену что-нибудь, чтобы дать выход давящему на грудь изнутри шару. Но я просто беззвучно позволяю воде смывать с себя сон и слезы, намыливая тело гелем, который пеной стекает к ногам.

Растираюсь перед зеркалом полотенцем, и оно сырое. Сигнал о том, что до меня им пользовался Влад.

Завернувшись в махровую ткань, выхожу из ванной, собираясь одеться в комнате.

Градский сидит на полу у стены рядом с моим матрасом и задумчиво пьет кофе, вытянув перед собой ноги. По-прежнему в трусах. Его глаза поворачиваются вслед за мной, пока он подносит к губам чашку.

В полной тишине я ворошу стопку вещей на подоконнике, кожей чувствуя на себе взгляд из противоположного угла.

Под осязаемым на коже взглядом надеваю трусы и легкий летний сарафан, оттолкнув ногой в сторону сброшенное на пол полотенце.

Мокрые волосы липнут к плечам.

— Сыграй что-нибудь, — слышу размеренную просьбу за спиной.