забавным, если судить по слабому движению его губ.
— Хм. У меня нет другого выбора, и, возможно, я ошибся. Никогда не думал, что мне так повезет с будущей женой, которая будет такой скромной.
Добавьте к этому списку сарказм. Превосходно.
Я скрещиваю руки на груди.
— И я никогда не думала, что мне так повезет, и мой будущий муж будет таким нежным и добрым. Я надеялась на хоть немного привлекательного, но, думаю, нищие не могут выбирать.
В его глазах горит огонь.
— Жизнь полна сюрпризов, не так ли?
— Действительно.
— Хорошо, хорошо, — говорит отец, потирая руки, как жадный засранец, готовый погладить лампу с джинном и загадать свое желание. — Вы говорите, что предложение действительно только в течение двадцати четырех часов, но нам это не нужно. Мы бы хотели согласовать все сейчас.
Сейчас?
Говорю себе, что нужно подождать, пока он уйдет, а потом уже разрабатывать план. Прикусить язык. Держать себя в руках.
— Отлично, — говорит Александр, коротко переведя взгляд на меня. — Мы уезжаем немедленно. Спасибо, что согласились.
Подождите.
Немедленно?
Даже мать выглядит потрясенной, ее рот открыт, а поза напряжена, она прижимает руку к груди.
— Как немедленно, мистер Романов?
Он не удосуживается посмотреть на нее, когда отвечает: — Да. Я хочу пожениться на выходных. Попрошу своих людей подготовить бумаги и отправить их вам.
Мама бледнеет, а брат кивает. Он знал это. Он, блядь, знал.
— Я ничего не собрала. Я не готова.
Хватаюсь за оправдания, отчаянно пытаясь объяснить, почему не могу просто уйти. Непреодолимый прилив паники заливает меня, как ледяная вода в венах, а в животе поселяется тяжелый, как свинец, ужас. Я не могу уйти.
— Я соберу ее вещи, — говорит Сол.
— Не нужно, — говорит Александр, его акцент усиливается. — Ей ничего не понадобится из дома. Со мной она начнет все с чистого листа. Я сейчас попрошу своего водителя подъехать, — он подносит телефон к уху и что-то говорит по-русски.
С чистого листа.
Я смотрю, как он достает что-то из кармана. Чековая книжка? Кто в наше время пользуется чеками?
Бледные глаза отца блестят, когда он смотрит на чековую книжку, как дракон на груду золота, притягиваясь к ней так, будто от этого зависит его жизнь. Если Романов думает, что ему действительно дадут приданое...
— Я выпишу вам чек на все свадебные расходы при условии, что она уедет со мной прямо сейчас.
— Не знаю, подходит ли мне это, — говорит отец, лживый, жадный ублюдок. Ему совершенно наплевать на меня, он только пытается торговаться. — Невинность моей дочери, Романов...
Я отворачиваюсь, горло сжимается. Он выставляет меня девственницей. В итальянской мафии девственность — практически обязательное условие для брака по расчету.
Но как насчет... русской мафии? Как это работает?
Отец знает, что я не девственница. Именно поэтому он презирает и хочет от меня избавиться. Они обманывают Романова, и когда он узнает... а он обязательно узнает...
— Не строй из себя альтруиста, Бьянки, — скучающим голосом говорит Александр. — Я не прикоснусь к ней до нашей свадьбы. Но если добьюсь своего, это произойдет через два дня.
Я подавляю вздох.
Через два дня.
Как я смогу сбежать? Если он заберет меня сейчас...
— Я не могу ничего упаковать? — мой голос дрожит. Я не забочусь о своей одежде, но есть несколько особых безделушек, которые имеют для меня значение. Маленькая коробочка с локоном волос, сложенная фотография и крошечный брелок — все это мое. Они должны быть со мной.
— Нет, — он встает. — Мы договорились или нет?
Отец поднимается вместе с ним, его жадные глаза расширяются.
— Да, конечно.
Мать стоит рядом с ним, побледнев.
Я качаю головой, когда реальность ситуации обрушивается.
— Я... я не могу пойти с тобой сейчас. Нет. Я не пойду. Я даже не знаю тебя. Я не могу вот так просто бросить всех и вся. Если ты хочешь, чтобы я вышла за...
— Харпер, — огрызается мама. Брат смотрит в каменном молчании. Отец выглядит, будто сейчас упадет от инфаркта, когда понимает, что я не собираюсь уходить просто так. Я хорошо знаю этот взгляд, красные пятна на лице, тонкую линию губ. Удивительно, что у него не лопнул кровеносный сосуд.
Я качаю головой, и мне приходит в голову странное воспоминание из старшей школы. Школьный учитель поэзии, стоящий перед классом, положив руку на сердце, читал стихотворение. Стихотворение о смерти, о том, как нужно бороться. Оно мне так понравилось, что я пришла домой и выучила его наизусть.
Хоть мудрецы и знают, что тьма — это правильно,
Потому что их слова не породили молний,
Они не уходят тихо в эту добрую ночь...
Бунтуйте, бунтуйте против угасания света.
— Харпер. Поезжай с мистером Романовым, — горячо убеждает мама, словно желая уговорить меня сделать невозможное. — Он хорошо о тебе позаботится.
Я бы рассмеялась, если бы не была так напугана.
Качаю головой. Нет. Я не пойду. Я не могу.
Мой будущий муж снимает пиджак. Натянутая ткань рубашки плотно прилегает к прессу, бицепсы выпирают. Отлично, он сильный. По крайней мере, друзей-неудачников отца было бы легче обогнать. Он переводит взгляд на отца.
— Мы договорились или нет, Бьянки?
Сердце подпрыгивает в горле. Боже мой.
Отец кивает, обмахивая себя сложенным чеком.
— Да. Мы договорились, — его холодные глаза сужаются на меня, и он машет чеком в мою сторону. — Забирай ее.
Я качаю головой и отступаю: — Ты не можешь меня забрать.
Я чувствую тело брата у себя за спиной. Его руки тянутся, чтобы схватить меня, прежде чем Романов огрызается: — Только тронь ее, и я убью тебя на хрен. Она теперь моя.
О, Боже. Тошнота закручивается в животе. Руки трясутся. Сейчас или никогда.
Подождите. Мой брат умрет, если дотронется до меня.
Он не сможет остановить меня. Это единственный шанс.
Я набираюсь храбрости и делаю глубокий вдох.
Изо всех сил наступаю на ногу брата. Локтем, неуклюже пихаю его в сторону Романова и вырываюсь вперед.
Соплячка так чертовски предсказуема.
Но я не знал, насколько она быстрая.
Как только сбегает от своего бесполезного брата, она направляется в коридор. Я отпихиваю его с дороги и прохожу мимо, выходя в коридор вслед за ней. Она уже опережает