Когда мы выходим в коридор, Сал хватает меня за руку, останавливает и заставляет повернуться к ней лицом.

— Что происходит?

— Не сейчас. Позже я объясню.

Она колеблется, ее глаза блуждают по моему лицу в поисках ответов. Наконец, она кивает и отпускает меня. Мы идем бок о бок на следующие занятия, и она оставляет меня там, где мы должны расстаться, быстро помахав рукой и улыбнувшись.

Следующий урок по математическому анализу, мой самый нелюбимый предмет. Мой мозг плохо ладит с цифрами, предпочитая творческие искусства наукам. Тем не менее, я терплю, стараясь сосредоточиться, хотя все, что я хочу – это убежать. Или, может быть, закричать.

Когда иду на следующий урок, информатику, я встречаю Тео в коридоре. Он быстро кивает мне, и я вздыхаю с облегчением. По крайней мере, теперь он знает, и мне не нужно беспокоиться, что он думает, будто я его игнорирую. Однако нам нужно будет найти способ поговорить в ближайшее время, чтобы я могла рассказать ему всю историю.

Не буду лгать, я боюсь ему сказать. Боюсь, что он узнает, что моя мама знает. Не о нем, а о ярмарке... и что теперь она следит за каждым моим шагом. Ждет, когда я оплошаю, совершив ошибку.

Я бы хотела нести этот страх, эту тревогу сама. Я не хочу, чтобы он тоже нес это бремя. Если честно... я нервничаю из-за его реакции. Отстранится ли он, создаст ли дистанцию между нами, чтобы спасти себя? Будет ли он готов продолжать наши отношения? Мне почти хватает этого, чтобы скрыть правду.

Но он должен знать. Он должен осознавать риск, понимать, что его будут тщательно проверять. Несправедливо скрывать это от него, поэтому я просто должна собраться с духом, сказать ему правду и надеяться, что его не обнаружат. Что моя ложь окажется правдой.

Это был незнакомец. Это был никто.

Никто важный, во всяком случае. Мое сердце болит в груди, я ненавижу себя за то, что должна говорить такие вещи о нем, даже ради нашей защиты, потому что он для меня все.

У меня нет возможности поговорить с Тео, и к концу дня я настолько морально истощена, что просто иду прямо домой. К счастью, когда я прихожу, в доме никого нет. Я захожу на кухню и вижу свой телефон на столе, и чуть не визжу от радости.

Я хватаю его, быстро замечая, что он все еще выключен, и включаю. Как только экран загорается, я нахожу контакт Тео и нажимаю кнопку вызова. Он отвечает на первый звонок.

— Софи, — практически выдыхает он, и мое сердце сжимается от его голоса. Меня мгновенно охватывает спокойствие. Просто слышать его на другом конце провода заставляет меня чувствовать себя в безопасности.

— Привет, Тео, — говорю я. — Я только что получила свой телефон обратно.

— Я так рад услышать твой голос. Сегодняшний день был мучительным. Ты в порядке?

Я колеблюсь.

— Да... и нет, — время быть честной.

— Я почти боюсь спросить, но... что случилось?

Мои мысли в беспорядке, пульс учащается, я пытаюсь придумать, как об этом сказать.

— Ну, моя мама узнала от своей подруги. Она высказала мне несколько... отборных слов. Сказала, что миссис Креншоу видела меня с каким-то мужчиной. Честно говоря, я думаю, она больше расстроилась из-за того, что ты ударил Коула, чем из-за чего-либо другого. Но я не сказала ей, кто ты, и она не знает. Я просто сказала, что ты был каким-то парнем на ярмарке, что мы поладили и проводили время вместе.

Он глубоко вздыхает. Когда он снова заговорил, его голос был низким и хриплым.

— Она не поинтересовалась, почему я ударил Коула? — гнев в его голосе был ощутим даже через телефон.

Я зажмуриваю глаза.

— Нет. И никогда не спросит. Она думает, что Коул – идеал.

Он практически рычит, и это вызывает во мне волну электричества, пронизывающую все тело.

— Софи, я клянусь тебе. Однажды ты будешь окружена людьми, которые тебя заслуживают. Которые будут относиться к тебе с добротой и любовью. Твои родители... из всего, что ты мне о них рассказывала... они не заслуживают такой замечательной дочери, как ты. И мне очень жаль.

Я задыхаюсь, сдерживая рыдания от его доброты. От его слов, которые наполняют меня такой надеждой.

— Послушай, я буду очень осторожна. Я не позволю им узнать, что это был ты.

— Черт, — говорит он раздраженным голосом. — Я не хочу держаться от тебя на расстоянии. Но, возможно, это то, что нам нужно сделать, по крайней мере, на данный момент.

Я опускаю голову на руки и опускаюсь на стул.

— Я тоже этого не хочу. Но ты прав. Еще один месяц, и все. Потом мы будем свободны.

— Ну, — говорит он, понижая голос, колеблясь. — На самом деле, пока ты не поступишь в колледж, мы не сможем видеться в городе. Даже когда ты закончишь учебу, никто не будет благосклонно относиться к тому, что я встречаюсь со школьницей, только что закончившей среднюю школу.

Я вздыхаю, понимая, что он прав. Гнев пронзает меня, температура поднимается, и я внезапно чувствую лихорадку. Это так чертовски несправедливо. Все это. Кто может сказать, что то, что у нас есть, неправильно? Что наша любовь не настоящая, не стоит ничего?

К черту их всех.

Но я буду играть по их правилам, потому что у меня нет другого выбора.

Глава 39

Софи

Каждый день этой недели казался наказанием. Как будто меня заставили сидеть в первом ряду и наблюдать за собственным разбитым сердцем.

Я серьезно. Я бы предпочла пытку водой, чем видеть его каждый день, но никогда не оставаться с ним наедине. Никаких случайных прикосновений, никаких быстрых флиртующих разговоров, никаких ранних утренних встреч.

Тео решил, что я не должна больше приходить на занятия рано. Это слишком рискованно. Кто-нибудь может зайти, заподозрить неладное, а это последнее, что нам нужно.

Мои родители, в основном мама, постоянно лезут в мои дела. Ночью подкрадываются к моей двери. Я не могу ему позвонить, боюсь, что их любопытные уши подслушают. Я не заперта, но чувствую себя, будто в клетке.

Мама сказала мне, что родители Коула в ярости из-за всей этой ситуации. Судя по тому, как Коул рассказал эту историю, можно подумать, что они имеют на это право. По его словам, он столкнулся со мной и каким-то «стариком» на ярмарке и пытался защитить меня от «жуткого педофила».

Эта история даже не выглядит правдоподобной. В каком мире это может иметь какой-то смысл? Но, похоже, это не имеет значения, несмотря на то, что его план по сути состоит из швейцарского сыра. Моя мама и его мама все это проглотили. Он не может сделать ничего плохого, он золотой мальчик нашего города.

Несмотря на все это, Тео не раскрыли. Мои родители не смогли ничего вытянуть из меня, несмотря на все их попытки. Постоянные вопросы, допросы. Каждый вечер, как по часам.

— Расскажи мне еще раз об этом человеке, — спрашивает мама с насмешкой на лице.

Они мне не верят, это очевидно. И тот факт, что и Коул, и миссис Креншоу описывают его как пожилого, не помогает моему делу. Это гораздо сложнее объяснить, чем если бы я общалась с каким-нибудь подростком.

Ни один из них, как-то так получилось, не смог описать его подробнее. Что защищает нас обоих. Это благословение, которое я не буду принимать как должное.

Теперь я понимаю, как наивно было думать, что мы сможем ходить вместе, появляться в таких общественных местах. Я убедила себя, что все будет хорошо, что мы сможем это сделать, что нас никто никогда не поймает. Как глупо.

Я почти все испортила, потому что не смогла просто набраться терпения. Потому что не смогла справиться с Коулом сама. У меня нет твердости характера. Чувство вины почти поглощает меня, когда я слишком глубоко об этом задумываюсь.

Сейчас пятница, я дома и не планирую никуда выходить. Более того, завтра мой день рождения, и я не хочу ничего делать, кроме как провести его с ним.

Но я не могу.

Мои родители даже не упомянули об этом, вероятно, они слишком расстроены, чтобы даже попытаться притвориться, что им не все равно. Мне это подходит. Сал хочет, чтобы я пошла к ней, но я погрязла в жалости к себе, и в этот раз даже это не кажется мне веселым. Я предпочитаю остаться в постели и притвориться, что мир за пределами моей комнаты не существует.