Это не просто поцелуй. Это вторжение. Захват. Его губы мягкие, но властные, и они сразу требуют ответа. Его дыхание холодное, с привкусом металла и пряных трав. Я чувствую, как дрожь пробегает по телу, и сердце бьется так сильно, что я уверена — они оба слышат его.

Он целует меня глубже. Его язык скользит вдоль моих губ, требовательно, уверенно, и я поддаюсь, потому что сопротивляться невозможно. Моя ладонь сама тянется к его груди, ощущает прохладную кожу под тканью, и он отвечает низким, хищным выдохом.

Риус прижимает меня сильнее сзади, его грудь горячая, а хвост сжимает меня все крепче, и я чувствую, что теряю опору. Их тела окружают меня, их дыхание становится моим воздухом.

Поцелуй тянется, как вечность. Я уже не понимаю, где нахожусь. Его губы настойчивые, но в них есть и нежность. В них обещание, что я принадлежу им. Его зубы слегка задевают мою нижнюю губу, и я стону тихо, не в силах удержаться.

Я растворяюсь в этом. В них. В себе. В том, что уже невозможно отрицать.

Несмотря ни на что, они мое искушение… И будь в этом виноват кто угодно, а я не хочу этого терять…

22 глава

Сирриусс

Я буквально плыву в темноте. Она обволакивает меня, льнет к коже, заполняет легкие сладкой тяжестью. Это не просто тьма — это чья-то магия, накрывшая меня теплым покрывалом забытья…

Кто только посмел…

Это не обычный сон. Кто-то погрузил меня сюда — мягко, почти нежно, без единой капли боли.

Это забытье сладостное и вязкое, и я в нем тону. Мне приятно. Похожие ощущения я чувствовал только на церемонии соединения… Так что какое-то время я просто тону…

До этого момента я помнил только золотистый свет свечей, тепло дыхания Ари на моей щеке и спокойный разговор с братом Рианом. А потом — провал. Меня усыпили так искусно, что я даже не заметил.

Делаю глубокий вдох — медовая темнота чуть расступается. Бросаюсь вперед, и под хвостом возникает упругая поверхность, похожая на натянутый шелк. Вокруг меня рождается коридор: стены соткались из моих воспоминаний, пол — из привычных ощущений. Я узнаю изящные арки нашего дворца, но если присмотреться — они расплываются, как отражение в воде. Чужая магия оставила свои следы повсюду, словно невидимые стежки на ткани реальности.

Словно этот коридор пытались воссоздать по воспоминаниям…

— Риус? — голос брата звучит приглушенно, будто сквозь толщу воды.

Оборачиваюсь. Риан выходит из темноты целый и невредимый, только глаза чуть прищурены — верный признак его раздражения.

— Тебя тоже затянуло сюда? — спрашиваю, радуясь звуку собственного голоса. Он напоминает мне, кто я.

— Да. — Риан поднимает руку, и в воздухе вспыхивает серебристая паутинка, которая тут же тает. — Я чувствую свое тело где-то там, снаружи. Но выйти не могу. Словно дверь заперта изнутри.

Значит, нас не отрезали от реальности полностью. Нас привязали к этому сну тонкими, но крепкими нитями сознания. Умная работа.

Касаюсь стены — камень теплый, но внутри пустой, как скорлупа. Такие иллюзии создают те, кто хочет увлечь в это забвение как можно глубже..

— Чувствуешь? — Риан принюхивается. — Пахнет жасмином и холодной хвоей.

Я тоже ощущаю этот аромат — горьковатый, с металлическим привкусом. Чужой.

— Не знаю существ, что пахнут подобным образом, — размышляю вслух, — что проис-с-сходит, брат.

Сосредоточься.

Он делится своим сознанием, чтобы больше не говорить вслух и я моментально выключаю все свои лишние эмоции.

В подобном забвении мы можем бродить годами…

Коридор сам ведет нас вперед. Я не сопротивляюсь — плыву по течению, мягко расширяя пространство вокруг. Прощупываю прочность. И вдруг чувствую знакомое тепло. Не слышу ее голос, но ощущаю ее присутствие. Ее тепло всегда особенное — все еще необычное, но такое уже комфортное…

Смотри…

Доходим до поворота. Я усмехаюсь — слишком правильный угол. Новички в магии часто мыслят прямыми линиями. Мы — нет.

Дай руку.

Он без вопросов протягивает ладонь. Мы с братом научились ориентироваться в собственном подсознании еще будучи маленькими. Потому что именно эта тюрьма — самая безвыходная, если не знать как из нее выбраться.

Тогда же мы и объединили свои разумы.

О нашей связи многим известно. Многие считают изумрудных принцев опасными именно потому, что мы оба можем убить на месте, в сознании. Тело не успеет понять, а разум будет уже мертв.

Вылетаем в самое тонкое место иллюзии. Тишина звенит, в ней слышен шорох — кто-то играется с воспоминаниями, но… Я не даю. Начинаю нашептывать старинные песни, которые пел нам отец — древние считалки и колыбельные нашего рода. Риан подхватывает.

Работа тонкая. Никакой грубости. Нас усыпили через…

Нее.

Жестоко и умно.

Наш словесный мост приводит нас на каменную площадку. В центре — круг из тумана, полный искаженных отражений. Я вижу себя и Риана в разных возрастах, Ариану — сразу в пяти обличьях. Все это — приманки.

Закрываю глаза, открываю — и смотрю назад.

Нас отвлекают.

Довольно мастерски.

И нужно понять, кто такой смелый, кто так бессовестно решил, что мы потеряемся в собственных воспоминаниях.

И вдруг…

— Нет! Никогда!

Мы оба замираем.

Это воспоминание блеклое, не такое яркое, как все остальные, и что интереснее, оно ненастоящее. Ариана ни разу не плакала с моим клинком в руках…

— Подумай хорошенько… Я не смогу убить их, но я могу убить его, — шепчет хрипловато-тихий голос.

Кого “его”, не видно, и картинка на секунду меркнет и белеет.

— Нет! Пожалуйста!

— Просто отдай мне! — резко не сдерживается незнакомый голос. — Это тебе не принадлежит!

— Нет… Нет… Нет… — плачет Ариана и внезапно смотрит прямо на меня. Немного в сторону.

Секунда.

И я вдыхаю воздух вместе с болью, видя ее смерть…

23 глава

Я открываю глаза в тот момент, когда космолет прошивает очередную складку пространства.

Звезды за иллюминаторами не просто движутся — они текут, превращаясь в серебристые реки света. Корабль несется сквозь космос с такой скоростью, что реальность размывается в радужные полосы. Корпус вибрирует — едва ощутимо, но я чувствую это всей кожей через облегающий космокостюм. Материал второй кожей обтекает мое тело, живой и теплый, с тонкими нейроволокнами, которые пульсируют в такт сердцебиению.

Ремни удерживают меня в анатомическом кресле. Попытка пошевелиться — и магнитные замки мягко, но непреклонно возвращают тело в исходное положение.

Впереди, у панели управления, возвышается массивная фигура пилота. Плечи шириной с переборку, руки толщиной с мои бедра. Он даже не оборачивается — только его затылок с выбритыми узорами племенных татуировок маячит в голубоватом свете приборов. Пальцы уверенно скользят по голографическим панелям, корректируя курс. Каждое движение выверено, механически точно.

— Где я… — шепчу хрипло.

Здоровяк даже ухом не ведет. Зато откликается…оно.

Справа от меня что-то шевелится. Аморфная масса, переливающаяся перламутровыми оттенками. У существа нет постоянной формы — оно постоянно перетекает, меняется, пульсирует. Иногда в его теле проступают странные органы — то ли глаза, то ли еще что, — но тут же растворяются обратно.

Я хочу отползти и завизжать, но просто открываю рот и смотрю на него.

«Не двигайся, крошка»,— голос звучит прямо в моем сознании, обтекает мысли как теплый мед. —«Твое тело еще адаптируется к гиперпрыжкам. Дыши медленно.»

Космолет содрогается. За иллюминаторами вспыхивает фиолетовая вспышка — мы пробиваем очередной гиперкоридор. Скорость такая, что желудок подпрыгивает к горлу, несмотря на инерционные компенсаторы.

«Что… что вы со мной сделали?»