– По правде сказать, на самом деле мне плевать на этот долбанный трон, брат мой, – добавил Алый генерал. – Я всегда относился к нему довольно философски, и не рвался в императоры. Но она, Ева… Это другое, брат. Понимаешь? Это другое.

Как же сильно Ева его зацепила…

Это уже было больше, нежели негодование разбалованного идиота, который не получил в руки понравившуюся игрушку.

Это было похоже на помешательство.

На одержимость.

– Она моя, Эдриан, – сказал я, глядя ему в глаза. – Давно уже моя. И навеки будет моей.

– А вот черта тебе с два, наглый одноглазый придурок! – рявкнул Эдриан.

Он прямо-таки озверел и полез в драку с таким энтузиазмом, как будто только о ней и мечтал.

За что и получил от меня несколько техничных, четких и выверенных ударов прямо в свою красивую, наглую и самодовольную рожу и еще по кое-каким болевым точкам.

Не скрою, было приятно.

Давно об этом мечтал.

Присев на корточки рядом с валяющимся на полу братцем, который пытался отдышаться, я проговорил:

– Запомни, я для тебя теперь Ваше Императорское Величество, вежливо и с почтительной улыбкой. Кстати, как протрезвеешь, жду твоей присяги на верность.

– Пошел ты на хрен, брат!

Эдриан криво ухмыльнулся, а в следующую секунду я его вырубил.

Вызвав своих людей, велел доставить его в самую холодную камеру тюрьмы. Одновременно отдал очень аккуратные распоряжения насчет светлой дружины Эдриана.

Они стоят за своего генерала горой. Мне сейчас совершенно не нужно, чтобы его люди взбунтовались. Наоборот, надо плавно перетянуть их на свою сторону.

Пусть для начала Алый генерал протрезвеет, а дальше будет видно, что с ним делать.

И только после этого всего я наконец-то сделал то, о чем мечтал весь вечер. Пригласил на танец маркизу Адлер и сжал ее в объятиях, вдыхая ее тонкий нежный запах.

После омерзительной Агнесс Ева показалась мне особенно родной, близкой и любимой. Как глоток свежего воздуха, глоток жизни.

Как будто огонь в самом моем сердце.

Иногда ровный и теплый, а иногда – обжигающий и волнующий.

Огонь, который будет гореть целую вечность и еще немного.

Скорее бы кончился этот проклятый отбор, и она стала моей женой!

Только тогда я буду по-настоящему спокоен.

Только тогда получу свое счастье в свое полное и безраздельное владение.

ГЛАВА 98

– Ты должна быть осторожной.

– Я знаю.

– Очень-очень осторожной, темная хозяйка.

Фобос, который сидел у меня на ладошке, давал последние напутствия перед финальным испытанием.

– Одно беспокойство за тебя, – проворчал крыс.

– Мы все просчитали и рассчитали. И головоломку собрали.

Мы одновременно посмотрели на стеклянную штучку с золотистыми символами и перекатывающимися внутри шариками, которую мне прислали, когда я только поселилась в доме Гастелло.

Уже тогда мы знали, что это не просто игрушка, еще одно испытание отбора – интеллектуальное.

Головоломка была картой к последнему испытанию.

Сейчас эта карта была собрана.

Я знала, что меня ждет. Последний рывок.

Я была готова.

– Она была слишком добренькой последние дни, – напомнил мой фамильяр. – Ни разу не сфальшивела. Ты заметила?

Разумеется, я заметила, что после коронации Данте Агнесс вела себя со мной, как шелковая.

Разговаривала и улыбалась вполне дружелюбно. Позвала в свою комнату на чаепитие.

Сказала, что очень переживает из-за ухудшения отношения с Деборой и попросила совета – как сделать так, чтобы младшая сестрёнка стала ей доверять?

Призналась, что сила управления водой ее полностью покинула, из-за чего ей очень страшно.

– Похоже, я больше не Избранная. Странное чувство… – грустно сказала Агнесс. – Наверное, мне нужно принять, что Избранной стала ты, Ева. Это очень сложно, но я попробую. Кажется, я допустила очень много ошибок в жизни. Я была завистлива и зла. Я так отчаянно хотела ступить на чужую территорию, однако мне нет там места. Сейчас я хочу все исправить. Понимаю, мы с тобой не сестры и даже не подруги. Но, быть может, когда-нибудь сможем ими стать.

Агнесс впервые выглядела по-настоящему искренней, говорила без обиняков, без своих всегдашних ужимок.

Она впервые напомнила мне Дебору, и поэтому так сильно захотелось ей поверить.

– Она загнана в угол, унижена, в полном отчаянье… – проговорила я негромко. – Поэтому сейчас попытается нанести последний, смертельный укус.

– Вот именно, – озабоченно кивнул Фобос. – К тому же, не забывай, что у нее есть серьезный союзник – Нерисса Сальваторе, которая подсуживает и облегчает ей испытания с самого начала отбора. А сейчас она, на минуточку, мать самого императора.

– Данте сказал, что его мать не смирилась с тем, что он занял трон, и сейчас задействовала все свои связи и влияние, чтобы расшатать его положение, – кивнула я. – Даже уже начала плести против Данте заговор напару с лордом Бланшаром. Хоть и мило улыбается ему в лицо. Все еще хочет, чтобы императором стал ее ненаглядный Эдриан, а Агнесс – императрицей.

– Да какая из этой шлюхи императорица? – захохотал крыс. – Это ж надо додуматься, предложить себя сразу двум братьям сразу!

Вспомнив рассказ Данте об отвратительной сцене на балконе дворца, я покачала головой.

– Нерисса об этом не знает и все еще слепо видит в Агнесс святую невинность и добродетель. Уверена, если у нее не получится скинуть Данте и заменить его Эдрианом, то она упорно будет навязывать Агнесс в жены уже ему. Она полна решимости сделать из Агнесс Звезду Империи.

– И избавиться от тебя, – озабоченно кивнул Фобос. – А княгесса Сальваторе ведь, ни много ни мало, очень сильная зеркальщица. Может, зря ты попросила темного генера… Ой, Его Величество темного императора не вмешиваться?

– Это наши чисто женские разборки, – усмехнулась я. – И мы разберемся.

Для «чисто женских» разборок я выбрала совсем не женскую одежду: черные брюки и короткую куртку наемницы, а так же удобные ботинки на плоской подошве. Волосы заплела в простую косу и перекинула ее через плечо.

Никаких платьев, модельных туфель на каблуках и высоких причесок.

Последнее испытание участниц отбора – отнюдь не бал.

Ведь Звезда должна быть в отличной физической форме и продемонстрировать это всей империи.

В прошлый раз Фиона вылетела почти сразу и даже этого не поняла – Агнесс, как всегда, нашептала ей, что все