– Ты… ты сошла с ума, – прошептала Розалинда, глядя на меня снизу вверх.

– Возможно, – я позволила синеватым искрам снова пробежать по кончикам пальцев, и этого оказалось достаточно.

– Я… я не могу, – шёпот девушки был едва слышен. – Он меня убьёт.

Приём Виктора – напугать, продавить, не давая опомниться – сработал безотказно. Кузина сломалась. Слова полились из неё прерывистым, сбивчивым потоком. Задыхаясь, Розалинда выложила мне всё, что знала.

Когда жестокая правда была произнесена, я опустилась рядом с ней на корточки. Передо мной сидело сломленное, дрожащее создание, по лицу которого была размазана кровь.

Запоздалое раскаяние обожгло сердце. Кажется, я зашла слишком далеко.

– Слушай меня внимательно, Розалинда, – произнесла я. – Если ты будешь делать то, что я скажу… Возможно, у тебя получиться выйти из этой истории целой и невредимой.

Что бы ни говорил отец, я никого не принесу в жертву. Хватит чужих игр и чужих правил. Довольно.

– Роз-з-зиии… – в комнату на шум и крики прибежала тётя Агния. – Боги!

Женщина упала на колени, замерев в метре от Розалинды. Однако протянув руки, она так и не решилась коснуться дочери. Побоялась, что её ненаглядная Рози рассыплется пеплом от её прикосновения?

– Приведите её в порядок, – ровным, бесцветным голосом проронила я поднявшись. Взгляд скользнул к окну, где уже сгустились вечерние сумерки.

В ответ раздался жалкий, прерывистый всхлип. Кузина, очнувшись от оцепенения, судорожно вцепилась в материнское платье, пряча в его складках своё залитое слезами и кровью лицо.

Я медленно обернулась.

– Не реви, и не строй из себя страдалицу. Это не тебя выбросили из дома, как ненужную вещь. И не тебя пытались убить. Ты не спала на холодном полу, с одной лишь мыслю, как прокормить себя!

Собственные слова царапнули горло, оставив во рту привкус желчи. Что-то внутри меня съёжилось. Этот дом… удушающая атмосфера, а может его окружение, действовали на меня не лучшим образом. Я смотрела на слёзы кузины и не чувствовала ничего, кроме ледяного, выжигающего душу удовлетворения.

– Ты безумна! – выплюнула тётя.

Безумная. Таким клеймом они наградили меня. Всего лишь за то, что я осмелилась вернуть им их же монету. Отзеркалить их собственное отношение, полное ледяного презрения.

– Я не стану тратить слова на споры, тётя, – мой голос разрезал плотную тишину комнаты. – Но я должна задать вам один вопрос. Вы ведь знали? Знали, что сделала ваша дочь?

Женщина вжала голову в плечи. Молчание было её ответом.

– Конечно, знали. С самого начала. Почему не остановили? Правда – все вы заботитесь только о своих шкурах. Мелочный, жалкий народец… – губы изогнулись в неприветливой улыбке. Может из-за неё, а может из-за взгляда, которого я не могла видеть, лица обеих женщин исказились, пошли рябью.

Забавно. Они дрожали, ожидая моей кары, словно я была чудовищем из детских сказок. Возможно, им стоило бы бояться, но не меня. В какой-то мере даже к лучшему, что Виктора здесь нет. О, он бы не стал с ними церемониться.

Не проронив больше ни слова, я развернулась и вышла из комнаты.

Сумрачный коридор встретил меня гуляющими сквозняками и пляшущими тенями от магических светляков. Тело двигалось само, словно марионетка на нитях. Ноги несли меня к одной-единственной двери в этом крыле особняка. К моей комнате.

Рука на мгновение замерла над резной ручкой. Сердце ударилось о рёбра. Я сделала глубокий вдох и толкнула дверь.

Комната окутала меня приторно-сладким запахом дикой вишни. Все те же нежно-розовые стены. Те же воздушные занавески, трепещущие от сквозняка. Но иллюзия рассыпалась в прах, когда мой взгляд зацепился за кровать. На ней, среди смятых простыней, лежала неподвижная фигура. Тётушка Гиллеан.

Или то, что от неё осталось. Её глаза были широко распахнуты, но они не видели ничего. Два мутных, безжизненных осколка стекла, устремлённые в потолок. Грудь едва заметно вздымалась, и с каждым неглубоким вдохом из горла вырывался тихий, сиплый хрип.

– Тётушка?

Никакой реакции. Ни единого движения. Мой взгляд метнулся к прикроватному столику. Бесчисленные пузырьки, склянки с густыми настойками, пучки сушёных трав.

Осознание вонзилось в мозг раскалённой иглой. Отец. Это его работа. Его аккуратная, бесчеловечная жестокость. Возможно, тётушка узнала. Узнала правду и не смогла, не захотела молчать. А он… он сделал то же самое, что и со слугами. Выжег память, возможно, стёр всю её личность.

Багровая пелена ярости застелила глаза, мир утонул в цунами слепой ненависти.

Первым порывом было нарушить сделку, найти отца и пригвоздить его к стене.

Но я заставила себя дышать. Медленно. Глубоко. Сквозь скрип собственных зубов услышала холодный голос разума. Нет. Мне нужны свидетели. Свидетели, чей голос хоть чего-то стоит. Отец мне нужен. Розалинда тоже. Её мать. Тётушка Гиллеан… Я коснулась её руки – ледяной, словно мрамор.

На секунду зажмурившись, шумно выдохнула и без сил рухнула на край постели.

Я не спала. Не потому, что мне не хотелось, а потому что не могла себе позволить. Нельзя расслабляться. Я в логове зверей, в гнезде чудовищ, что носят маски притворной добродетели. К тому же мне нужно было подумать. Расставить всё по полочкам…

Драммонд. Герцог Лайонел Драммонд. Важная шишка при дворе. И именно ему Виктор посмел указать на все просчёты, логические дыры и откровенные глупости в плане военной экспедиции против соседнего королевства. Сделал он это, разумеется, в своей неподражаемой манере – проще говоря, публично назвал его светлость безмозглым ослом, который не то что не способен читать военные карты, а даже отличить на них реку от горной цепи. Если верить рассказу отца, то в зале Военного совета повисла мёртвая тишина. Десяток генералов замерли. Никто не осмеливался поднять взгляд ни на побагровевшего от ярости герцога, ни на самого Виктора, который стоял с вызывающим видом, будто бросил на стол не оскорбление, а козырного туза.

Бастард и выскочка, только что получивший генеральские эполеты, посмел открыто возразить советнику самого короля. Такую дерзость не прощают. Особенно после того, как экспедиция и впрямь провалилась.

Я живо представила себе перекошенные лица аристократов… а рядом – насмешливую ухмылку Виктора. Он ведь оказался прав. Я прекрасно знаю, каким он может быть невыносим.

Драммонд решил от него избавиться, разрушить репутацию.

И как удачно