– пусть робкое, всё же пробивалось сквозь облака, напоминая, что мир не весь окрашен в серые тона. В Алькветтерне же свет, казалось, навсегда забыл дорогу.
– Ну что, за дело? – я похлопала Шторма по загривку.
Животное всхрапнуло и ступило на вымощенную мелким гравием дорожку. Ворота, которые когда-то снёс конь, так и не починили – правая створка безнадёжно висела, держась на единственной петле, и скрипела на ветру, словно жалуясь на свою участь.
Я спешилась и обвела взглядом знакомый двор. Слуги, работавшие в саду, смотрели на меня с лёгким недоумением, но на их лицах не было ни тени того ужаса, что я ждала.
Неужели эти люди не читали газет? Не слышали пересудов о том, как Виктор в припадке бешенства прибил свою жену? При виде меня они обязаны были бросить всё и бежать без оглядки. Ведь я – призрак. Та, что должна лежать в сырой земле.
Однако куда страннее было другое: казалось, они попросту не узнавали меня.
– Чудно, – вырвалось у меня шёпотом, и пальцы сами разжали вожжи.
Шторм без всякого приказа, поплёлся к конюшням, и я ещё раз удивилась, насколько умным было это животное.
Сделав вдох-выдох, подошла к парадным дверям. Постучала. Мне открыл, судя по всему, дворецкий. Имени его я не знала, но лицо запомнила отчётливо – строгое, с внимательными глазами.
– Чем могу служить? – спросил он официально, после чего сделал шаг вперёд. Его взгляд скользнул в сторону конюшен, задержался там на мгновение.
Он точно узнал Шторма, но вот меня… меня не узнавал.
– Вы нашли коня! – лицо мужчины просияло. – Очень учтиво с вашей стороны. И теперь желаете получить вознаграждение?
– Нет, – ответила ровно. – Вознаграждение мне не нужно. Этот конь – мой.
– Простите, – слуга улыбнулся, но под этой маской сквозило напряжение. – Шторм – боевой конь, вернее, был конём Виктора Артейра. Сейчас он принадлежит семье Вейр.
– Я знаю. Но повторюсь – этот конь мой.
Дворецкий приоткрыл рот, но я резко взметнула руку.
– Я хочу видеть отца.
– Отца? А кто же ваш отец, простите?
Что-то было не так – фундаментально, до жути. Слуги в саду, этот дворецкий… будто их память аккуратно вынули и стёрли всё лишнее.
Нет, я всё поняла. Это дело рук отца. Только он мог так чисто и холодно всё устроить.
– Кажется, с вашим разумом основательно поработали, – бросила я с лёгкой усмешкой, гордо вскинув подбородок. – Я Анна Артейр. В девичестве – Вейр!
Лицо дворецкого вытянулось, глаза округлились. Челюсть безвольно отвисла, но ни единого звука не последовало.
Без всяких церемоний, я ступила в дом, оттолкнув шокированного слугу.
Из глубины разносились знакомые голоса – звонкий женский смех, низкий мужской баритон.
Я шла уверенно. Каблуки сапог отбивали ритм, точно забивали гвозди в крышку гроба. Моего гроба, в котором меня так удобно похоронили.
– Госпожа, постойте! – дворецкий семенил за мной, но я не обращала внимания.
Гостиная. Именно оттуда доносились голоса. Я подошла к дверям и, не колеблясь ни мгновения, распахнула их настежь.
Эффект получился что надо. Время, верное своему обыкновению в такие моменты, сначала застыло, а потом поползло густо и тяжко, точно расплавленная смола.
Отец, сидевший в кресле у камина, выронил из рук бокал. Розалинда рядом с ним спазматически раскрыла рот. Мужчина у окна, которого я не знала, единственный кто сохранил спокойствие.
– Дорогое семейство, как же я рада вас видеть! – мой голос, намеренно громкий и звенящий, прорезал застывший воздух.
Точно актриса, вышедшая на сцену в самый неподходящий момент, я натянула на лицо ледяную маску радушия и улыбнулась так широко, что свело скулы. После чего грациозно проплыла в центр гостиной.
– Отец, – склонила голову в резком, почти насмешливом кивке. Он вздрогнул, будто от удара, и вжался глубже в кресло. – Дорогая кузина. А вы? – взгляд впился в незнакомца.
Мужчин издал короткий, сдержанный кашель. Лёгким движением поправил идеально отутюженный сюртук и представился:
– Барон Кайм.
– Приятно познакомиться, барон, – я сделала шаг ближе. – И каким же ветром, позвольте узнать, вас занесло в этот милый, уютный рассадник лжецов, лицемеров и трусов?
Я смаковала каждое слово, наблюдая, как лицо отца каменеет, а кузина, кажется, и вовсе перестала дышать. Лишь на лице барона что-то дрогнуло. Уголки его губ едва заметно дёрнулись, а в глазах на долю секунды мелькнуло то ли удивление, то ли… понимание.
– Свадьба, – ответил мужчина коротко.
– Неужели! Решили посвататься к моей очаровательной кузине? – взгляд метнулся к Розалинде.
Девушка сидела как не своя, мёртвой хваткой вцепившись в бархатную обивку диванчика. Ещё мгновение и дорогая ткань порвётся.
– Это же замечательно! Значит, я вернулась как раз вовремя. Но скажите, барон, вы случайно не знаете, по мне уже закатывали поминки? Или моя семья простилась со мной так, наспех, между визитом к портному и вечерним бренди?
– Не могу знать, – мужчина отступил на шаг, и вежливо, но как-то поспешно склонил голову. – Кажется, мне пора идти.
– Барон, – голос Розалинды прозвучал едва слышно, как жалобный, надтреснутый писк. – Пожалуйста, останьтесь.
– О, нет. Я лучше пойду, – твёрдо произнёс Кайм, и не глядя больше ни на кого, быстрым шагом направился к выходу.
Как только барон скрылся, Розалинда перевела на нас с отцом взгляд, полный такого отчаяния, что на миг мне стало её почти жаль. Почти. Крупные слёзы блеснули на ресницах кузины, и она сорвалась с места, будто её подтолкнула невидимая сила.
– Подождите, барон! Прошу вас! – крик кузины прозвучал уже из коридора.
Послышались приглушённые, прерывистые слова:
– Это недоразумение! Клянусь, я ничего не знала! Прошу вас, не уходите! Дайте всё объяснить!
Грохот захлопнувшейся входной двери оборвал её мольбы. Тишина, наступившая вслед за этим, была густой, вязкой и тяжёлой, как могильная плита. Отец обмяк в кресле, превратившись в восковую фигуру. Казалось, у него закончились не только слова, но и воздух.
Не прошло и минуты, как дверь в гостиную распахнулась. На пороге стояла Розалинда. Настоящая фурия с растрепавшимися волосами и лицом, искажённым гримасой чистой, незамутнённой ненависти.
– Ты! – её палец, дрожащий от ярости, нацелился мне в сердце. – Откуда ты выползла?! Из какой могилы вернулась?! Решила явиться именно сейчас, когда моя жизнь наладилась? Ты не сдохла, значит… значит… Значит, я сама тебя прибью!
–