Она убивала его.

Своими руками.

Раз за разом.

Рыдала, ненавидела себя, запускала кривые черные когти в живую плоть, упивалась его болью, его криком, вынимала тёплое, бьющееся сердце из разорванной груди, ловила последний вздох…

А потом все начиналось снова.

И когда она почти уже поверила, что проснуться не сможет…

Он пришёл.

Беттина не помнила, как именно Бьорн её будил, просто в какой-то момент осознала, что сидит, завёрнутая в одеяло, прижимается щекой к его плечу и рыдает. Он молча обнимал её, и его сердце снова билось совсем рядом, сильно и ровно.

— Живой… Ты живой…

Она всё боялась поверить, что это правда. Но он обнимал её, в комнате было светло, и никакой крови на постели — за исключением пары пятнышек.

И это, если подумать, куда большая проблема, чем дурные сны.

Беттина в последний раз всхлипнула и затихла, изредка вздрагивая. Видения, казалось, выпили все силы, даже говорить было сложно.

— Снова кошмары? — подал голос Бьорн.

Она кивнула и прижалась к нему плотнее.

— Что вам снилось?

Мгновенно вспыхнувшее раздражение оказалось сильнее страха. Беттина попыталась выпрямиться, а когда не вышло, сердито пихнула Бьорна локтем. Одеяло от движения бесстыдно поползло вниз, и она не стала его придерживать.

— Не смей говорить мне «вы», когда я сижу у тебя на коленях голая! Я себя чувствую…

— Богиней?

Беттина с досадой вздохнула и призналась:

— Дурой. С которой спят не потому, что любят, а только по приказу.

Бьорн тихонько фыркнул и попытался поймать край одеяла.

— Я — люблю.

Беттина шлёпнула его по руке, не давая снова себя укутать.

— Тогда поцелуй меня.

— Это приказ?

Ей захотелось рычать, но тут он наклонился к её губам, и возражать стало невозможно. Внутри снова разгорался огонь, тело жаждало ещё больше поцелуев, ласк, объятий — горячих и нежных, кожа к коже, и как же мешают все эти тряпки…

Беттина нахмурилась, отстранилась и с недоумением обнаружила, что Бьорн полностью одет — и совсем не в то, что снимал ночью.

— Ты куда-то ходил?

Он пожал плечами.

— Наверх, принять микстуру. На кухню, за завтраком.

Он кивком указал на прикроватный столик, на котором разместился большой серебряный поднос, уставленный тарелками, вазочками и чашечками, и Беттина вдруг поняла, что ужасно проголодалась. Боги, какой же он милый, какой заботливый! Она почувствовала, как губы расплываются в улыбке, и потянулась его поцеловать, но Бьорн как ни в чём не бывало закончил:

— И ещё к герцогу.

Беттина замерла и невольно поёжилась — от этих слов будто сквозняком повеяло.

— З-зачем?

— Он сказал, что если после первой встречи с Камнем стало нехорошо, лучше остаться в постели хотя бы на полдня. Тебе холодно? Ты дрожишь.

Он снова набросил ей на плечи край одеяла и притянул к себе. Беттина хотела было возразить, что чувствует себя прекрасно, но тут же подняла взгляд и хитро сощурилась:

— В постели? На полдня?

Он растерянно моргнул и тут же негромко рассмеялся.

— Я не об этом.

— А я — об этом. Ты ведь запер дверь?

Не дожидаясь ответа, она разворошила пальцами шнуровку на вороте его рубахи, прикоснулась губами к впадинке на шее, в которой билась жилка — и его пульс ускорился, а дыхание стало тяжёлым и неровным.

— Запер, — пробормотал он, запрокидывая голову, потому что ограничиваться одним поцелуем она не собиралась — выше, ещё выше, у края челюсти, в ямочку на подбородке… — Так что тебе снилось?

По спине пробежал холодок. Беттина поёжилась, покосилась на собственную руку — никаких когтей там не было, но желание целоваться притихло. Вот надо было ему задать вопрос не вовремя!

Хотя ведь у неё тоже были вопросы, но она совершенно теряет голову, когда он рядом. А ведь нужно вспомнить о грядущей свадьбе, о возвращении няни — что она скажет? Она уже грозилась как-то розгами…

Ох, не думать об этом.

— Мне приснилось, что я… Что я тебя убила. У меня были когти, острые, и клыки, и мне хотелось… — Она оборвала себя, не в силах выговорить все подробности. — Что если меня тоже прокляли? Или заколдовали? Или я превращаюсь в кого-то… Во что-то…

— Чушь.

От его уверенного тона стало легче. Немного. Беттина покусала губы и поняла, что удержать все свои опасения внутри не сможет.

— Мне страшно, — пробормотала она наконец. — Мы вчера… Что теперь будет?

Бьорн коснулся ладонью её щеки, вынуждая посмотреть на него.

— У нас есть легенда, — произнёс он негромко, — об Истинной паре. Говорят, что оборотень, встретивший предназначенную ему возлюбленную, будет любить её всю жизнь. Эта связь сделает его одновременно и сильнее, и человечнее, защитит от превращения в дикого зверя. Но если разлучить такую пару, он может стать чудовищем — или погибнет.

Он помрачнел, отвёл взгляд. Беттина нахмурилась.

— Это сказка?

Бьорн немного помолчал.

— Раньше я думал, что сказка. — Он уткнулся лицом в её волосы, стиснул её так, что она охнула, и еле слышно пробормотал: — Я подам прошение Совету кланов. И королю. А если не разрешат… Я тебя украду. Увезу за море, на край мира, далеко-далеко. Нас никто не найдёт. Поедешь со мной?

Беттина прикусила губу и зажмурилась. Одна её половина готова была растаять от счастья — да, с ним, вдвоём, куда угодно! Но вторая половина напомнила о долге, и на границе посередине вдруг стало так больно, что она едва не расплакалась.

— Нельзя, — прошептала она, с трудом проталкивая слова через сжатое спазмом горло. — Орлиный Камень же, и Приграничье…

Он коротко вздохнул у неё над ухом и пробормотал что-то насчёт того, в каком месте видал и Приграничье, и Камень, но Беттина покачала головой.

— Марта сказала, что тому, кто связан с Камнем, нельзя уезжать надолго, потому что он отдаёт часть своей души. Альберт поэтому не смог приехать в столицу. И мы не сможем.

Ещё не договорив, Беттина сообразила, что Бьорн не слышал привидения, а значит, попал в ловушку без предупреждения и, возможно, против желания. Нужно было срочно отвлечь его от этой мысли, и она слегка откинулась назад, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Я бы поехала с тобой куда угодно, слышишь? Я тебя люблю!

От произнесённых слов потеплели щёки. Бьорн