— Тут вступаю в дело я, — говорит Кирни, прижимая большой палец к груди и напоминая мне о своем даре, который заключается не только в силе и фантастической меткости, но и в способности временно обездвиживать людей, прижимая большой палец к их голой коже. По-видимому, это не действует на змей.

— Верно, — говорю я. — Надо давать возможность Кирни обездвиживать людей, когда он может. Эти Дочери такие же, как я, застряли там, откуда нет выхода. Я не хочу причинять им вред.

— Но Предвестница… — говорит Андор со злым блеском в глазах.

— Она моя, если будет такая возможность, — говорю я. — Яйцо в приоритете. — Я снова указываю на карту. — Служебная лестница приведет нас на уровень, где находится одна из часовен и где сестры Высшего ордена, полностью закрытые вуалями, молятся большую часть дня. Если повезет, я смогу раздобыть одну из вуалей, замаскироваться под монахиню и пробраться в покои Предвестницы, где она хранит редкие артефакты. Я знаю, что яйцо там, оно должно быть там. — Я указываю на них. — У часовни я разойдусь с вами. В этих залах много статуй драконов, за которыми можно спрятаться, и там почти нет освещения, всегда темно и дымно. Вам не составит труда укрыться там, но боюсь, что, если вы попробуете пройти дальше, вас обнаружат. Кирни не сможет справиться со всеми.

— Я могу попробовать, — добродушно говорит Кирни.

— Это превратится в кровавую баню, и ты это знаешь, — отвечает ему Андор, прежде чем снова прижать ухо к двери. — Все еще ничего. Думаю, пора двигаться.

Я киваю и кладу руку на металлическую ручку, медленно поворачивая ее.

Заглядываю в темную комнату с масляной лампой в углу, освещающей запасы овощей, фруктов и другой еды. Запах монастыря, этих проклятых ферментированных трав, которые пропитывали мою жизнь в течение многих лет, сразу же бьет мне в нос, и я чуть не задыхаюсь. Вероятно, запах не такой сильный, но мое тело не хочет иметь с ним ничего общего.

— Спокойно, — шепчет Андор, слегка касаясь моей руки. Затем он наклоняется, вытаскивает меч из ножен и вкладывает его мне в руку. — Не надейся, что тебе не придется его использовать.

Я сжимаю рукоять. Он прав. Я должна быть готова.

Мы идем по подвалу, следуя карте, которую Кирни держит в руке, время от времени останавливаясь, чтобы заглянуть в темный угол и прислушаться к шагам или голосам настоятельниц. Пока тут тихо, как в могиле, но как только мы доходим до лестницы, все меняется. Поскольку она высечена в камне и поднимается на несколько уровней, каждый звук эхом разносится по всему зданию. Двери хлопают, прислуга приходит и уходит, иногда до нас доносится тихий шепот сестер, сплетничающих на лестничной площадке.

Мы каждый раз останавливаемся, ожидая подходящего момента, чтобы продолжить путь, и находимся всего в одном этаже от места назначения, когда внезапно дверь хлопает прямо под нами, и раздается звук шагов.

Я смотрю на Андора и Кирни, сжимающих мечи на ступеньках чуть ниже, а затем устремляюсь на следующий этаж так быстро, как могу.

Я добегаю до него, Андор и Кирни сразу за мной, и когда тянусь к ручке, дверь распахивается, чуть не ударив меня.

Одна из служанок выходит, на ней черное одеяние, символизирующее ее служение, капюшон откинут назад, открывая коротко стриженные волосы, что означает, что она не так давно стала служанкой.

Она открывает рот, чтобы закричать, но я быстро прикладываю палец к губам, чтобы предупредить ее, и втягиваю внутрь лестничной клетки, закрывая за нами дверь. Я прижимаю ее к стене, мой меч автоматически поднимается к горлу, как рефлекс.

— Не произноси ни слова, Дочь, — шепчу я. — Ты знаешь, что они с тобой сделают.

Я оглядываюсь на Андора и Кирни как раз в тот момент, когда на лестничной площадке внизу появляется служанка со стопкой книг. Увидев мужчин, она роняет их, и Кирни приходится действовать быстро — он прыгает вниз по лестнице и прижимает большой палец к ее горлу, не давая закричать. Ее глаза закатываются, и она падает ему в объятия. Он быстро опускает тело на пол.

Женщина, которую держу я, всхлипывает.

Я бросаю на нее предупреждающий взгляд.

— Она не умерла, и ты тоже не умрешь, если будешь делать, что тебе говорят, — шепчу я, но ужас в ее глазах говорит о том, что она может поступить необдуманно. Когда Дочери заканчивают обучение, они все равно должны дать обет молчания, но им разрешают отрастить волосы и брови, что наводит меня на мысль, что эта девушка еще совсем новенькая в ордене.

Она снова жалобно всхлипывает, и когда я прижимаю лезвие к ее горлу, она открывает рот и показывает мне…

Пустоту.

Ей вырезали язык.

Я с трудом сглатываю, чувствуя тошноту.

— Бринла, нам нужно двигаться дальше, пусть Кирни с ней разберется, — шепчет мне Андор. Затем он смотрит на открытый рот девушки. — Чертовы драконы, у нее нет языка.

— Это то, что они делают, когда ты становишься служанкой? — В отчаянии спрашиваю я ее. — Это то, что они теперь делают с Дочерями безмолвия? Они вырезают вам языки?

Она кивает, слезы текут по ее лицу, губы дрожат, когда она закрывает рот.

— Черт, — ругаюсь я. Я чувствую, что меня разрывает, все мое тело начинает дрожать. Они несколько раз угрожали, что, возможно, в один прекрасный день всем Дочерям потребуется более строгая дисциплина, чтобы гарантировать их служение монастырю после окончания учебы.

— Бринла, — снова говорит Андор, отходя в сторону, когда Кирни подходит ко мне слева, быстро протягивает руку и прижимает большой палец ко лбу девушки. Она сразу же падает на меня, и я прислоняю ее к стене.

— Пора уходить. Придерживайся плана, — говорит Андор, одной рукой сжимая мою ладонь, а другой открывая дверь. — Они скоро очнутся и будут в полном порядке. Но в любой момент кто-нибудь может обнаружить их, и нам нужно уходить отсюда.

Я едва могу понять, что он говорит, когда дверь перед нами распахивается, и мы смотрим на длинное, широкое пространство часовни сестер Высшего ордена. Здесь почти совсем темно, за исключением нескольких мерцающих тут и там канделябров, статуй драконов, стоящих по бокам облицованного обсидиановой плиткой зала и достигающих десяти футов в высоту, некоторые из них почти касаются потолочных балок.