Но он всё равно, отсидев наказание, снова забирался ко мне в общежитие.

Воспоминание это накрыло нас обоих мягкой волной, пока мы, крадучись, шли по заднему двору. Мы вошли в дом через чёрный ход, стараясь ступать тише, но стоило нам выйти в коридоре второго этажа, как я замерла.

У стены стоял Алекс.

Он скрестил руки на груди и, подняв бровь, спокойно произнёс:

— Вот вы где.

Арагон повернулся ко мне и почти беззвучно шепнул:

— Ты же сказала, что нас никто не заметит. Твоя магия дала сбой?

Я усмехнулась, не удержалась:

— Твои утренние навыки военного, генерал, дали осечку. Нас засекли.

Он хмыкнул.

Алекс, стоявший у стены, чуть прищурился, в уголке губ мелькнула знакомая улыбка:

— Я просто вижу твою силу, мам. И об этом я бы тоже хотел поговорить.

Арагон и я переглянулись — и оба рассмеялись.

Смех разлетелся по коридору, словно возвращая в дом жизнь.

Алекс дождался, пока мы успокоимся, и спокойно спросил:

— То есть… вы уже не разводитесь?

— Разводимся, — ответили мы почти одновременно.

И снова посмотрели друг на друга — с тем самым взглядом, который говорил обо всём без слов.

— Чтобы начать все сначала…

Глава 50

День тянулся липкой, густой патокой. В воздухе звенело напряжение, особое, тягучее. В доме было тихо.

Я стояла у окна и наблюдала за Арагоном и сыном.

Они раздавали приказы, объяснялись с воинами. Смотрелись одинаково — прямые спины, сосредоточенные лица, уверенность в каждом движении.

Я набросила на плечи шаль.

Меня морозило, но не от холода, а от нервов. От того самого холода, который живёт под кожей, когда знаешь, что скоро будет расставание.

Стоило представить, куда Арагону предстоит возвращаться, и меня охватывала паника. Но я верила в него. Верила в его силу. Кто, если не он?

А ещё то, что их генерал вновь обрёл дракона, вселяло в воинов уверенность. Хотя и без этого они пошли бы за ним. За своим командиром они пошли бы куда угодно.

Это было что-то глубинное, почти непостижимое — их связь с Арагоном.

Они стояли друг за друга горой, сплочённые, как единый организм. Наше герцогство всегда было именно таким — крепким, преданным, верным.

Во дворе воины молча слушали генерала. Арагон говорил о зверствах императора, о рабах- воинах на рудниках, о кормушке императорского рода, о тех, кого уже не вернуть, о том, что именно они — те, кто способен это остановить.

Голос его гремел над двором, уверенный, твердый, как металл.

Я смотрела и думала: он не просто генерал. Он — столп Империи.

Но есть и те, кто сейчас находился в загонах, на конюшнях, на складах, готовили припасы, проверяли оружие. Никто не бездействовал. Каждый знал своё место.

Когда Арагон закончил, воины скандировали его имя, поднимали мечи, стучали себя кулаком в плечо, все были готовы к новой войне.

А когда видели меня, отдавали честь, хотя я не имела воинского звания.  Они благодарили. Потому что знали: я присмотрю за их семьями. Не брошу.

Арагон показал воинам Лири и лорда Соя, чтобы те знали как выглядят воины на той стороне. Ройберг рассказал свою историю, как генерал Нормийский приговорил его к смерти, Алекс тоже не стал молчать.

Арагон объяснял воинам план, спокойно, подробно.

Он всегда был с воинами предельно честен — и, думаю, именно это удерживало их вокруг него сильнее любых клятв. Честность командира. Она значила для них больше, чем магия, звания и титулы.

До их ухода оставалось восемь часов.

Восемь часов тишины перед бурей.

Восемь часов до того момента, когда дом снова опустеет.

Восемь часов, чтобы запомнить всё — каждый взгляд, каждое слово, каждый вздох.

К полудню я спустилась в лабораторию, в мой маленький подвал, пропитанный запахом трав.

Я закатала рукава, зажгла лампу и принялась за работу. В ступке смешивала травы, капли масла, кристаллы, зёрна.

Я произносила заклинания, тянула из воздуха магию, наполняла ею настои, пока всё вокруг не начинало мерцать лёгким светом.

Алексу утром я не успела о многом рассказать. У нас ещё будет время — я в это верю. А пока сказала лишь главное: