недовольно цыкнул:
— Молчи уж, олух. Хоть бы когда что умное сказал!
Ага, подумала я, а что, если я сейчас свой включенный смартфон тебе под нос суну? Чем не магия? Испугаешься?
Правда, тут же пришлось признать, что это не лучшая идея. Он меня, между прочим, немой сделал с помощью магии, которую купил — ни много ни мало. Кто его знает, что он видел и чего испугается, а чего нет? Рисковать не хотелось.
У самого замка дорога была широкой, наезженой, точнее, несколько дорог сходилось вместе. Никакого рва с лягушками, вроде тех, что я в кино видела, ворота тяжелые, распахнуты настежь. На башенке над воротами стоял стражник с длинным копьем и облака рассматривал. Хоть бы сделал вид, что бдит! На стражнике было надето, как мне издали показалось, что-то кожаное с металлическими элементами, и, кажется, еще меч висел на поясе.
Мы проехали в ворота, через довольно обширную площадь, мощеную камнем, и оказались в каком-то маленьком дворике, возле низкой полукруглой двери из толстых досок. Видно, нас заметили или ждали, потому что сразу вышла женщина, худая, в темном платке, обильно расшитом бисером. На мельника она смотрела без радушия.
— Привез? Ну, показывай.
Он толкнул меня в бок:
— Вставай, чучело. Покажись госпоже Ноне.
Я вылезла из телеги, встала перед этой госпожой, выпрямилась. Ох, и взгляд же у нее! Острый, холодный, прямо пробирает. Ведьма прямо!
— Открой рот, — велела они. — Шире!
— Зубы покажи, тебе говорят, — добавил мельник.
Мне захотелось убить мельника. Но вместо этого я все же открыла рот, показала зубы.
— Хорошо, — признала она. — Зубы хорошие, здоровая, видно. А руки?
Руки мои "ведьме" не понравились.
— Ну и ну, — процедила она, — чем она занималась до сих пор? Ты что нам за госпожу сюда привез, мельник? Может, мне ей сразу пару служанок назначить?
— Что ты, что ты, госпожа Нона! — испугался мельник. — Хорошая девка, работящая. Ты ее испытай! Да, тяжелую работу она не делала последнее время, но мастерица зато!
Я исподлобья посмотрела на негодяя. Мастерица, ага. Что ж, это он врет, не я! Его проблемы.
Но тут же подумала — он уедет сейчас. А спросят с меня. Хотя, деваться мне, вроде, было некуда. Чем уезжать с мельником, лучше уж тут остаться, ничего, разберусь потихоньку.
Поговорка есть такая: куда ни кинь, всюду клин. Очень подходит к моей ситуации.
— Ну хорошо, — вздохнула госпожа Нона. — Пойдем, мельник, я дам тебе расписку. Но учти, чуть что не так, я завтра же девку назад пришлю. На расписке пометку сделаю.
— Что ты, добрая госпожа, не случится такого. Уж она постарается, да? — мельник зыркнул на меня исподлобья.
Я отвернулась.
— Ты не бойся, — придвинулся ко мне Эвер, когда ее папаша утопал вслед за "ведьмой", — экономка тут не злая, строгая просто. Я тебя навещать буду.
Вот тут я не выдержала, рассмеялась. Он будет навещать! Вот радость-то!
— Правда, Лина. Не обижайся, — он постарался заглянуть мне в лицо, я отвернулась и засмеялась громче.
— Ишь ты, и правда безумица, — сказал кто-то рядом. — Эй, парень, она хоть понимает, что ей говорят?
— Она понимает, — буркнул Эвер.
Я глубоко дышала, вытирая с глаз непрошеные слезы. Истерика, да. Вот она какая, значит.
Кстати, кое-что дельное мне Эвер сообщил: эта "ведьма" госпожа Нона, значит, экономка. То есть, моя начальница. Вряд ли непосредственная — если она заправляет всем замком, то я для нее слишком мелкая сошка. Может, станем видеться не слишком часто…
Стоп! — сказала я себе. Мне же нельзя по задворкам отсиживаться! Я должна втереться в окружение к хозяйской дочке и вместе с ней уехать в столицу!
Только как это сделать, если я, во-первых, немая, во-вторых, якобы безумная?
Нас с Эвером, оказывается, уже окружили местные обитатели, человек десять, и подходили новые, стояли и разглядывали меня, как диковинную зверушку.
— Я девка-то ничего, — сказал худой мужичок с реденькой бородкой и такими же редкими, словно через один, зубами. — Справная. Я бы пощупал.
— Размечтался. Твоя очередь последняя, не сомневайся, — ехидно заметила женщина в испачканном углем переднике. — Ишь…
Эвер подвинулся ко мне, заслонив плечом.
— Эй, вы! Я спрошу с того, кто мою сестру обидит!
В толпе засмеялись.
— Тоже, спрашивальщик, ты до иного обидчика дотянись…
Парень обиженно засопел.
Что ж, все равно спасибо, Эвер…
— Ладно вам, — сердито бросила одна из женщин, — жалко девку. Разве можно ущербную обижать, Провидение отвернется! Что за глупые…
— Вот молодой лир приедет, так ему и скажи… — посоветовал ей кто-то.
— А красивая, точно говорю.
— А чего так смотрит? Нет, погляди, как смотрит…
Они думают, что я глухая?..
И тут произошло нечто, что отвлекло зрителей от моей скромной персоны: из-за угла вывернула телега, запряженная парой лошадей, лошадьми правил рослый возница, а по бокам ехали два вооруженных мордоворота, одетых примерно так же, как стражник на воротах, но без копий. В телеге стояла клетка. В клетке сидел человек.
Возница придержал лошадей, и, нагнувшись, заговорил с кем-то подошедшим.
Женщина в фартуке всплеснула руками:
— Поймали-таки!
— Эх, дурень! Добегается… — пробурчал тот, кто возжелал меня пощупать.
Я не могла глаз отвести от бедняги в клетке, и сердце замерло, словно от предчувствия… чего-то. Нехорошего?..
Молодой мужик. Плечистый, наверное, рослый. Небритый, весь какой-то побитый, поцарапанный и пыльный — не удивительно, в его положении. Волосы, темные и, кажется, довольно длинные и спутанные, завязаны в пучок сзади. Рубаха… и не поймешь, какого цвета. Руки связаны. Ну вот, еще и руки, клетки мало, что ли?
Какой-нибудь преступник, которого привезли на суд местного… "барина"? И чего же он натворил, бедняга? А может, и не бедняга, а напротив, злодей, каких мало?
В последнее мне что-то не верилось, или, скорее, не хотелось верить. Может, потому, что истинный злодей, гад и сволочь притащил сюда меня, лишив при этом возможности разговаривать, а он, между прочим, являлся мельником и во всех отношениях достойным членом местного общества.
Пленник поднял голову и равнодушно оглядел двор. И взгляд его остановился на мне, кажется, с каким-то недоумением. Поскольку я тоже смотрела на него во все глаза, наши взгляды встретились.
Странное ощущение. Как будто в голове зазвенело и поплыло…
Глаза на темном лице были необычайно светлые, яркие. Серо-голубые.
У меня у самой серые, но другого оттенка.
Пленник медленно опустил голову, и глаза его словно погасли.
— Ишь, как на тебя смотрел, —