И капля крови на шее Тревиса стала крупнее.

– Послушайте, – начала я, пытаясь говорить как можно спокойнее, хотя все внутри меня дрожало от паники, – я понимаю, что вы вините Тревиса в своей смерти. Но нельзя же так! Пусть с ним разбирается закон.

Язвительный смех оборвал меня.

– Никакой суд не приговорит Тревиса к казни, – сказал Грегор. – Увы, его вина в моей смерти лишь косвенна. Он не убивал меня в том смысле, который обычно вкладывают в эти слова.

– Простите? – растерянно переспросила я. – Как это? Я не понимаю.

– Мое сердце не выдержало его предательства, – ответил Грегор. – Разорвалось от боли и огорчения.

А, вот о чем он.

Я немедленно вспомнила мать. Можно ли считать, что ее убил мой отец? Дагмер сказал, что нет. Что это было лишь роковое стечение обстоятельств. Но в глубине души я не была с ним согласна. Отец убивал мою мать долгие годы. Трепал ей нервы постоянными скандалами, позволял себе рукоприкладство. И в итоге она тоже не выдержала. Предпочла спрятаться от постоянных унижений и боли в загробном покое.

– Да, вот именно. – В тоне Грегора послышалось мрачное удовлетворение. – Ты как никто другой способна понять меня. Поэтому я и позволил тебе увидеть момент моего торжества.

Тревис издал короткий хриплый стон, и разрез на его шее стал длиннее и глубже. Тоненькая струйка крови пробежала по коже, достигла воротника белой рубашки, расплывшись на ней неопрятным пятном, быстро увеличивающимся в размерах.

– Да что он сделал? – с отчаянием выкрикнула я.

Это надо каким-то образом остановить! Я не хочу стоять и бессильно наблюдать за тем, как на моих глазах медленно и мучительно убивают человека. Слишком жестокое зрелище.

– Неужели вы так злы на него за то, что он пытался не дать вашему сыну установить связь с родовым камнем?

Еще один короткий язвительный смешок.

– Ты действительно не понимаешь? – лукаво поинтересовался Грегор. – Я думал, уже догадалась. Я говорил тебе о том, что прикосновение к камню не принесет никакого вреда моему сыну. Напротив, сделает его сильнее. А любого другого человека, в чьих жилах не течет кровь моего рода, амулет убьет.

– Ну да, – подтвердила я. – Поэтому я подумала, что Тревис ваш внебрачный сын. Потому так рвется к камню первым.

– К камню он рвался не для того, чтобы опередить Калеба. А для того, чтобы уничтожить его.

Я беззвучно ахнула.

В висках неприятно заломило от внезапной догадки.

Грегор сказал, что Тревис предал его. А какое самое страшное предательство для мужчины?

– Наконец-то, – с горькой усмешкой прозвучало из багровой тьмы. – Я верил Тревису как себе. Он был мне, считай, братом. Я следовал всем его советам. Поэтому не заподозрил ничего дурного, когда он предложил мне не торопиться с привязкой камня к Калебу. Мол, у меня впереди долгие годы жизни. Успею еще посвятить сына в эту тайну рода Виндоров. Я согласился с ним. Но шло время, и смутные сомнения начали терзать мою душу. Слишком непохож Калеб был на меня. Я запрещал себе думать на этот счет. Выискивал в его чертах что-то от дедушек и бабушек. На какое-то время это помогало. А потом моя супруга упокоилась. Не вздрагивай. Я уж точно не был к этому причастен. Она долго боролась с болезнью, но, увы, даже лучшие целители Ардеша не смогли ей помочь. И сомнения вспыхнули с новой силой, когда я увидел, как искренне Тревис переживает ее смерть. Даже, наверное, сильнее, чем я. Я впервые увидел его слезы на церемонии ее погребения. Признаюсь честно, меня это насторожило. Моя супруга Лилибет никогда не была особо близка с ним. И вдруг такое неподдельное горе. Почему?

Вопрос камнем упал в тишину. Тревис задергался в невидимых путах, пытаясь освободиться. Но сразу же обмяк, когда крупные капли крови, почти пересохшие к этому моменту, вновь пробежали по его горлу.

– Как долго я переживал. – От горечи в голосе Грегора мне самой стало тошно на душе. – Как долго пытался закрывать глаза на очевидное. Но сомнения. Сомнения разъедали мою душу. Жрали меня заживо, как черви жрут труп, и я все чаще срывался как на Тревисе, так и на Калебе. Ты же понимаешь, не можешь не понимать, что мысленно я уже перестал называть его сыном. Но мне нужна была финальная точка. И я позвал Тревиса на откровенный разговор.

Призрак замолчал. Я тем более не горела желанием начать новый диалог.

Вместо этого очень осторожно я стала двигаться. И двигаться в направлении обездвиженного Тревиса.

Да, он враг. Да, я его терпеть не могу. Но спокойно наблюдать за тем, как разъяренный призрак его освежует на моих глазах? Нет, это выше моих сил!

Шажочек. Еще один. Еще крохотный. Еще.

Забывшись, я шагнула слишком широко. Поторопилась развить успех. Я почти обогнула круг перед постаментом, где покоился умирающий амулет. Да что там – я вообще хотела плюнуть на все и ринуться бегом к Тревису. Ну не могла я спокойно наблюдать за тем, как его убивают! Но мне не повезло. Увы, призрак бывшего короля Ардеше заметил мои передвижения.

– Стоять!

Ледяной порыв ветра ударил мне в грудь, отбросив назад, как пушинку. Я вскрикнула, забалансировала на каблуках, силясь удержать равновесие. Воздух, и без того густой и тяжелый, сжался вокруг меня, словно невидимые тиски.

– Разве не хочешь услышать окончание истории?

Багрово-черный мрак вокруг меня бурлил, показывая ярость Грегора. И по моей коже то и дело пробегали короткие болезненные судороги.

– Он же вас не убивал, – попыталась я воззвать к здравому смыслу Грегора. – Он не причинил…

– Лучше бы он меня убил, – резко оборвал меня призрак. – Лучше бы подверг самой изощренной пытке. Ты действительно не понимаешь? В ту проклятую ночь, когда я сказал, что утром отведу Калеба к амулету рода… Тревис сдался.