Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 159

Кто бы сказал Чеславе, что привяжется она так к одному месту. Не восхочет никуда уходить. Попросившись к Ярославу в дружину и выдержав все насмешки да испытания, она дала себе зарок. Потерплю одну зиму, а там поглядим. Не полюбится — уйду. Раньше она так всегда и поступала. И когда князь назначил ее в няньки за сопливой женой приглядывать, взыграло гордое, молодое сердце. Уйду, порешила Чеслава. Зиму пересижу и по весне уйду. Осенью негоже удачи на дороге искать.

Нынче же... Не такой уж соплячкой оказалась новая княгиня. А когда чуть не зашибла ее из-за гордыни своей да злости, затмившей глаза, Чеслава перепугалась так, как не боялась уже очень, очень давно. Да она князя Ярослава не испужалась, когда тот велел ей против него выйти, силушку свою испытать. А тут.

Никого не любила Чеслава уже много, много зим.

Привязалась, прикипела к князю, который был к ней добр. Он один из всей дружины ни разу не посмеялся над ее уродством. Она служила многим князьям, и Ярослав оказался первым, кому совсем не было дела до ее лица. Токмо до того, крепка ли ее рука, да как далеко может пустить стрелу из лука. Со временем к шуткам остыли и гридни с кметями. Князь их не смеялся, стало быть, и им не пристало. Воевода Крут — и тот не насмешничал! Терпеть ее не мог за то, что девка, что все обычаи для него священные одним лишь своим видом порушила. Кривился вечно, едва завидев, но не потому, что была она уродлива. Над этим воевода не потешался.

А потом сопливая княгиня, едва поднявшись с лавки после того, как свалилась с лошади, сказала тихим, но твердым голосом, глядя Чеславе прямо в глаза.

— Ты не нарочно. Я не верю, что нарочно, и зла на тебя не держу.

Звенислава сидела тогда на лавке в длинной рубашке до пола, с распущенными, нечёсаными волосами, а Чеслава стояла напротив, возвышаясь над молодой княгиней и ростом, и размахом плеч.

И вот тогда в груди Чеславы что-то дернулось впервые с того дня, как покинула она отчий дом, как выбили ей глаз. А зим с той поры минуло столько, что и не счесть. Дернулось и засвербело, обожгло позабытым теплом. Сопливая княгиня простила ее, хотя о прощении она даже не смела просить. И смотрела прямым, светлым взором — без испуга, без укора. И ни о чем не рассказала мужу, который, самое малое, Чеславу бы убил, а самое худшее — из дружины бы прогнал. И ходить Звенислава не боялась, зная воительницу позади. Поворачивалась спиной и безмятежно позволяла подсаживать себя на лошадь и придерживать поводья, и подсоблять слезать на землю.

Никого не любила Чеслава уже много, много зим. Но теперь, поглядывая на молодую княгиню, воительница чувствовала, как по груди медленно растекается тепло.

Пройдя сквозь сени и выйдя на крыльцо, она уловила едва слышное кряхтение и возню из дальней клети. Поплотнее запахнув тёплый овчинный кожух, воительница обернулась: тусклый свет пробивался наружу сквозь неплотно прикрытую дверь. Чеслава решительно зашагала в ту сторону, намереваясь выяснить, кто шумит.

Она удивилась, хоть и не подала виду, когда столкнулась в клети с отроком Гораздом. В тусклом свете жировика, задрав рубаху и безрукавку, он безуспешно пытался сменить себе повязку, насквозь пропитавшуюся кровью на левом боку. Подле него на земляном полу валялся снятый воинский пояс да такой же овчинный кожух. А поверх них — ворох скомканных, испачканных в грязи повязок.

Завидев Чеславу, взъерошенный, изругавшийся отрок попятился и порывисто одернул вниз одежу, что задрал к груди. Несколько мгновений они смотрели друг на друга: он — исподлобья, она — с едва уловимой насмешкой, пока воительница, наконец, не спросила, указав рукой на его бок.

— Откуда?

Горазд, разумеется, промолчал.

Не мудрено.

— Давай подсоблю, сам до утра провозишься.

— Благодарствую, — выдохнул он и облизал сухие губы, словно решался.

Он вновь задрал теплую рубаху с безрукавкой и повернулся лицом к тусклому свету жировика, чтобы Чеславе было сподручнее с ним возиться. Она присела на корточки и принялась бережными, но уверенными движениями распарывать повязку узким, небольшим ножом, который всегда носила с собой в голенище сапога. Горазд только вздохнул, судорожно втянув носом воздух. Когда воительница подняла взгляд, то заметила легкий румянец у него на щеках.

Грубо зашитая, рана выглядела нездоровой. Стежки неровной длины шли в раскос и кое-где стягивали кожу сильнее и грубее, чем нужно. Немудрено, что кровит. А коли заживет, то шрам на половину бока останется. Еще и уродливый.

— Ее перешивали, — Горазд понял и верно истолковал ее молчание. — Первый раз совсем криво зашили.

Он вновь вздохнул. Было с чего!

— Ну, третий раз уже негоже. Так и порвать все можно, — негромко проворчала Чеслава и потянулась за чистыми тряпицами.

Где же оказался отрок Горазд, что никто не смог его толком залатать? И кто ту рану ему нанес?.. Привычными движениями она наложила повязку, хорошенько затянув. Отряхнув руки о штаны на бедрах, резко встала, и оказалось, что они с отроком ровнехонько одного роста, а ведь была Чеслава высокой девкой.

— Князь ведает?

Поспешно мотнул головой. Ну, еще бы.

— Ну и зря. Случись что, понадобишься ему, а в полную силу биться не сдюжишь.

Она-то отрока не выдаст. Коли рожоного ума нет...

— Сдюжу, — поправив рубаху и безрукавку, он поднял с земли воинский пояс. — Дозором же стою.

Чеслава не стала ничего говорить, потому что при всей своей браваде и показном упрямстве отрок Горазд не мог не понимать, что врет самому себе.

— Благодарю, что подсобила, — опомнившись, он поклонился ей. — Одному уж больно несподручно с повязкой возиться.

Воительнице понравился его открытый, честный взгляд. Он смотрел ей прямо в глаза и не бегал по лицу, перескакивая с глаза — повязки — на шрам, разделявший ее нижнюю губу пополам.

— Ты бы попросил кого, — сказала она, хотя обычно не лезла в чужие дела. — Ты же дружен был с отроком... как его звать, запамятовала... Вышата! Пущай он с повязкой подсобит!

А вот нынче Горазд замялся. Дрогнул, опустил взгляд, принявшись рассматривать землю под своими сапогами. Но сказал только:

— Права ты. Попрошу.

Одарив напоследок его долгим, изучающим взглядом, Чеслава молча развернулась и вышла из теплой клети на студеный ночной воздух.

***

Всю следующую седмицу ничего не происходило. Послушная воле мужа, княгиня не выходила из своих горниц, занималась привычными женскими делами: выпрядала нити, ткала на кросне* тканину*, вышивала на рубахах обережные узоры. Две маленьких княжны от нее не отходили.

Как решил, князь отправил за воеводой Брячиславом в Белоозеро сотника Стемида с малой дружиной, наказав привезти того живым. Пока вестей от них не было. Гридни и бояре выходили несколько раз на ловиту, правда, все без князя. Ярослав с ними не ездил и потому почестей от поимки кабанчика да оленя не получал, хотя и поднимали непременно на каждом пиру за князя первый тост.

Воевода Крут на подворье считай и вовсе не показывался. Верно, решил, что не явится, пока ведунью не сыщет. Коли так, то напрасно. Эдак можно и до следующей весны не поймать. Но такому гордецу даже князь не указ.

Чеслава же маялась и тосковала. Княгиня — в горницах, от безделья и взвыть недолго. От скуки взялась отроку Горазду рану врачевать. Тот ведь заупрямился, показывать лекарю в тереме отказался. Страшился, что лекарь князю расскажет, и отправят отрока в избу к мамке, на полатях отлеживаться. И было бы это правильно, с какой стороны ни посмотри! Но уж за спиной Горазда Чеслава про него говорить не станет, вот и решила сама подсобить. Она, конечно, знахаркой не было — отвел Перун! Но кой-чего все же в травках смыслила. Хватит и ее скудных умений, чтобы целебный отвар запарить да повязку как следует наложить. А то на рану глядеть поначалу страшно было. Как будто холщовый мешок зашивали, а не живого человека!

В ту седмицу приехали на Ладогу на торг норманны. Великие мастера по серебру да железу они были, и княжье подворье заметно оживилось. В свой черед сбегали поглядеть на оружие все детские — да как только разрешения испросили. Наведались на торг подле пристани и отроки, и старшая гридь. Приносили с собой рассказы о диковинках: резные шкатулки из кости морских чудовищ; россыпи желто-красных камней, с темной серединой и золотистыми прожилками; кольчуги тончайшей работы.

Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 159