— Нет. Те, кто бывал в Нави, назад не возвращаются. А коли пытаются, замертво на границе леса падают. Это закон еще более твердый. Но со смертью вашей я могу и повременить.

Кощей по комнату туда-обратно прошел, застучали каблуки сапог по доскам, а я сидела, дышать боясь, кабы удачу свою нечаянным словом не спугнуть.

— Времени у вас — тридцать дней. Сейчас луны нет на небе, и пока она полнеет, а потом худеет опять, докажите мне и лесу, что нужны вы здесь, и тогда живы останетесь.

Глава 9

— Времени у вас — тридцать дней. Сейчас луны нет на небе, и пока она полнеет, а потом худеет опять, докажите мне и лесу, что нужны вы здесь, и тогда живы останетесь.

Я кивнула кротко, Кощей замолчал: видать, не о чем толковать больше. Тогда пошла я к двери дубовой, да на пол пути остановил меня царь окликом.

— Ядвига, — я замерла и к нему обернулась. — Скажи-ка, чем та сказка про царевну грустную кончится?

Вот ведь охальник! То говорит «убить мне вас надобно», то страсть как хочет знать про сказания мои! Злость меня взяла такая, что закричать хотелось. Но я только подбородок вздернула и подбоченилась лихо.

— Коли любое слово в своем замке слышать можешь, так и дослушай, когда Милавушке сказывать буду.

Сказала, и сама обмерла: язык мой едкий, до смерти меня раньше времени доведет. А ну как осерчает Кощей и прямо тут меня мечом зарубит, аль колдовством сгубит?

Царь же вдруг рассмеялся, да громко так, раскатисто, что аж птицы за окном с деревьев сорвались. Рукой мне махнул и отвернулся. Я же, счастью своему не веря, быстрее ветра за верь шмыгнула.

К Милаве я с тяжелым сердцем возвращалась, и хоть ноги легко несли, беда на спину давила, будто под землю загнать пыталась. Однако же, в горницу ее входя, приосанилась, улыбнулась и косу рыжую за спину отбросила. Сама уж успокоилась: нечего слезы лить, надобно дело делать. Не убил нас сразу Кощей, значит не желает понапрасну жизни губить. Девочка моя авось и сгодится на что-нибудь: и стряпать горазда, и прясть, и вышить умеет. А мне бы только ее пристроить, там и второй раз помереть не страшно.

— Что же тебе царь Кощей сказал, нянюшка? — Милава ко мне подбежала, под руки схватилась и к софе низенькой повела.

Перед софой столик стоял, да смешной такой: низенький и круглый. А на нем кружки из белой глины, что в Царьграде «фарфорой» называли, да пироги, да яблоки в меду. Усадила меня моя девочка и в глаза мне смотрит, то ли боясь, тот ли любопытствуя.

Не хватило у меня духу всю правду ей выложить: эдак и до смерти напугать можно.

— Велел царь Кощей нам с тобой дело полезное найти, чтобы в лесу не тунеядничать. Домой он нас не отпустит, и сроку дает тридцать дней, чтобы работу по себе выбрать.

Погрустнела Милавушка, личико в ладошки спрятала и всхлипывать начала. Потом вскочила так, что взметнулся подол сарафана голубого. Кулаччки сжала и на меня сердито глянула.

— Не останемся мы тут, нянюшка. Придет за мной Еремей охотник, и сделает все, как ты в своих сказках сказывала: найдет смерть Кощееву в яйце, переломит иглу тонкую и уведет нас с тобой отсюда!

А я аж руками всплеснула.

— То сказка, и только. Кабы Кощея так просто одолеть было, не был бы он царем Нави. Только себя погубит, и нас не выручит, — запричитала, да Милавушка от моих слов как от комара отмахнулась. — Царь поведал мне, что любой, кот из лесу выйти попытается, замертво сразу упадет!

Но Милавушка мне будто и не верила вовсе. Ножкой упрямо притопнула, шубки алые надула.

— Сама ры мне сказывала, как иван Царевич за смертью Кощеевой сходил, царевную свою освободил и домой назад возвернулся. А Еремеюшка лучше всякого царевича во сто крат!

Ой горе мне с языком моим длинным!

Поглядела я на Милавушку, да поняла, что спорить с ней сейчас не следует: только больше еще раззадорю ее сердце горячее. Так что взяла пирожок, надкусила и приосанилась деловито, хоть у самой пальцы от страха за нее тряслись.

— По-твоему ли выйдет, али нет, не важно сейчас. Не об том надо думать, а с лесом Черным подружиться. Коли сумеем, может, и выпустит он нас. Так что Кощея пока надобно во всем слушаться и не перечить ему.

Ох не верила я, что закон вековой на нас двоих осечку даст, да только сейчас главное — Милавушку успокоить, чтобы глупостей не наделала.

Послушалась моя девочка, на софу опустилась и ласково ко мне прильнула.

— Но пока мест ничего он от нас не требует, так доскажи мне сказку про царевну-то?

Вздохнула я, отварчику травяного пригубила да успокоилась немного. Милавушку глупенькую к себе прижала и по головке погладила.

— Рыскали-искали молодцы по всему белому свету, а царевна меж тем в пещере лила, богато самоцветами и золотом украшенной. Молодец тот, что удалее всех в битвах и пирах бывал, вовсе и не молодец оказался, а сам Змей Горыныч. Теперь стоял он перед царевной, чешуей зеленой покрытый, злато-серебро ей показывал, сарафаны бархатные, золотом шитые и сапожки красные на каблучке позолоченном. Да не любы были царевне такие богатства, от всего она отворачивалась и плакала все горше.

Бросил тогда Змей богатства свои, обернулся снова добрым молодцем, на колени перед нею упал и молвил «Не плач девица, не для того украл я тебя, чтобы ты горевала. Видел, что не любы тебе добры молодцы, что тоскуешь ты в тереме отцовском. Но коли богатства мои тебе не милы, тогда вот что тебе предложу: долго ли, коротко ли, придут сюда добры молодцы, станут за тебя воевать. Одолеть меня никто из них не может, но силу свою, и удаль каждый вволю покажет. А ты смотри, как воюют они, как храбрятся, а когда поймешь, что люб тебе кто из них, ты тихонько мне об том скажи, тогда я ему поддамся и заберет он тебя в свой