И в этот момент, когда я была на грани, когда все эмоции слились в один бурлящий поток, раздался его голос. Он прозвучал мягко, как шёпот ветра, но его присутствие заставило меня вздрогнуть.

— Вы можете оставаться в этом доме сколько вам заблагорассудится, — продолжил хозяин, глядя уже на меня. — Только при одном условии.

— Каком? — сипло спросила я, не веря в услышанное.

— Вам всё расскажет дворецкий, — кивнул хозяин.

Я почувствовала благодарность и протянула ему руку для рукопожатия, но он проигнорировал ее, направляясь в сторону дома. Я стояла, словно задыхаясь внутри, глядя на чужие вещи и свою сиротливую корзиночку.

— Мадам! Вы идете? — послышался голос дворецкого. — Я покажу вам вашу комнату.

Что ж… Комната — это крыша над головой. А крыша над головой и кровать лучше, чем просыпаться от того, что утром тебе в ухо сопит ёжик, а вокруг тебя шуршит листва.

Я шагнула в сторону дома, видя, как слуги заносят последние вещи. Сердце сжалось, когда я переступила порог. Ремонт был явно свежий. При тётушке такого не было. Всё было обставлено с тихой роскошью, которая не кричала, нет. Она, скорее, шептала знающим людям, сколько это всё стоило.

— Сюда, мадам, — произнёс дворецкий, ведя меня в сторону гостевых комнат. — Это ваша комната.

Я вошла, видя, что комната большая и светлая. Не помню, чтобы я была в ней раньше. Помимо неё была ещё смежная комната — спальня и удобства. Что ж… Неплохо. Для начала.

— Располагайтесь. Если у вас есть вещи, я могу приказать принести их сюда, — заметил Сильвестр, пока я присаживалась на незнакомый бархатный диван, чувствуя, как внутри всё меняется. Может, во всём виноват солнечный свет, проникающий сквозь шторы, а может, просто мысль о том, что я вырвалась. Но на душе вдруг полегчало.

— У меня нет вещей. Всё моё с собой, — произнесла я, вздохнув. Я показала глазами на корзинку и на документы. — Это всё.

— Итак, мадам, — заметил Сильвестр. — В этом доме есть одна особенность, о чем меня просили предупредить. Хозяин не любит, когда его беспокоят. И входят в его комнату без приглашения. Такой наглости он не терпит.

— О, я тоже не люблю беспокоить хозяев, — усмехнулась я. — Так что в этом мы с ним похожи. Можете не переживать.

— Хозяин играет на рояле. Но в этот момент в комнате никто не должен присутствовать. Он не любит, когда кто-то рядом в этот момент, — заметил дворецкий.

— Что ж, тетушка Элизабет, которая жила в этом доме, тоже играла на рояле и пела как волк, попавший в капкан. Поэтому я не испытываю любви к роялям, — заметила я, улыбнувшись.

Дворецкий собирался уйти, но я остановила его.

— Почему именно это поместье? Вы не знаете? — спросила я.

— Хозяину очень понравились розы, — заметил дворецкий.

— Белые зимние розы тетушки Элизабет, — улыбнулась я. — Они расцветают осенью и стоят всю зиму, закованные льдом. Очень красивое зрелище.

— Простите, мадам, мне пора! — откланялся дворецкий, а я вздохнула.

Моя рука дрогнула, и одна из монет упала на пол. Я наклонилась, не поленилась и подняла ее, вернув в стопочку.

О, боже мой…

Глава 10

Я сидела на краю кровати, ощущая, как каждый мускул болит от напряжения и усталости. Побег, который начался с позора и унижения, подошёл к концу, оставив после себя лишь пустоту и страх. Я сунула руку в корзинку, которую мне тайком всучила старшая служанка, и достала еду — скромный, но искренний подарок от человека, который, возможно, был единственным, кто меня жалел.

Внутри лежал кусок хлеба, немного сыра, немного мяса и яблоки. Я взяла хлеб и медленно начала жевать, чувствуя, как каждый кусочек скребет горло. Это была не еда — это была последняя опора, последнее напоминание о том, что я ещё не совсем одинока.

Мои пальцы машинально потянулись к деньгам, которые дал отец. Я вытащила кошель и высыпала содержимое на стол. Я пересчитала их. Дважды. Трижды.

— Хватит… — прошептала я. — На месяц.

Но даже это было ложью.

На неделю.

Максимум на две.

А потом — что?

Голод.

Просьбы.

Или, что ещё хуже, — милостыня.

«У Курского вокзала стою я молодой!» — услышала я голос из прошлого. И мне вдруг стало так противно. Нет! Я сделаю всё, чтобы не докатиться до такого! Это слишком!

Я услышала стук в дверь.

— Обед, миссис, — раздался голос служанки.

Я открыла, видя поднос в руках девушки.

На подносе — тарелка с горячим супом, кусок мяса, хлеб, вино.

Моя рука дрогнула.

Я жадно смотрела на еду.

Не из голода.

Из страха.

Страха, что это последнее, что я когда-либо получу. Я тут же прикинула, сколько у меня денег. Если я сейчас их все проем, то что останется?

— Благодарю, я не голодна, — соврала я, хотя желудок вопил обратное. «Ешь хлеб!» — вызверилась я на него. — «У нас нет денег!»

Конечно, такая практика была не редкостью, когда-то кого-то брали к себе на постой родовитые семьи. Чаще всего это были дочери богатых торговцев, мечтавшие пробиться в высший свет. Но за них щедро платили их семьи. А обнищавшим аристократам это было только на руку.

Были и приживалки — самые несчастные и бесправные существа в доме. Обычно из числа бедных родственниц. На них срывали гнев, шпыняли, потешались, использовали как служанок, заставляя их читать книги, пока хозяева отдыхают. То есть всячески отрабатывать свой кусок хлеба.

Приживалкой я быть не хотела. Хватит с меня того, что однажды я видела, как милую старушку шпыняли в одном доме, в котором я была в гостях, исключительно потому, что она — приживалка.

Служанка тихо вышла из комнаты, оставив после себя лишь лёгкий скрип половиц. Дверь за ней закрылась, и я осталась одна в полутёмном