В голове сделалось гулко и пусто. Я застыла, неспособная ни вдохнуть, ни выдохнуть, потеряв ощущения реальности и не замечая, как бежит время.

Бруно Керну я верила.

Ему в самом деле ничего не стоило избавить брата от проблем, прикончить Монтейна несколькими произнесёнными в правильном порядке словами.

Я сама колдовала по-настоящему только один раз, насылая болезнь на деревню. И пусть мной в тот момент управляла добровольно принятая мною чужая сила, я хорошо запомнила, как это было. Ни сомнений, ни страха, ни мук совести. Только власть. Обжигающая, густая и манящая. Щедро дарящая уверенность в моём праве на содеянное.

Сколько же этой власти было у Бруно и как он умудрялся справляться с ней?

Благодарить его было унизительно и глупо, а главное, бессмысленно. Поэтому я молчала, а он ждал.

Наконец, герцог поднялся, направился к оставшейся за моей спиной двери.

Едва ли он мог придумать что-то лучше, чем тактично уйти, оставив меня одну.

Я опустила голову, пытаясь справиться с мыслями и чувствами, но Керн вдруг задержался.

Будто передумав или вспомнив о чём-то важном, он опёрся о спинку кресла, в котором я сидела, и склонился почти что к самому моему уху.

— Кроме Миры об этом никто не знает. Пожалуйста, будь благоразумна.

Глава 24

Бруно ушёл, а я ещё некоторое время просидела, глядя в никуда, и только потом встала и на негнущихся ногах приблизилась к столику.

На нём нашлись два графина, с водой и с коньяком, и, подумав, я отдала предпочтение последнему.

Позволять себе подобные вольности наверняка не стоило, тем более без спроса в чужом доме, но мне слишком нужно было выжечь сковавший изнутри холод.

Воспоминания, пусть и лишённые переживаний, отняли много сил.

То, что мне довелось выслушать от герцога — ещё больше.

Заманивая Чёрного Барона в свою деревню, я не могла представить себе, какой опасности на самом деле его подвергну.

Но вот мог ли Вильгельм не знать?

Мог ли не почувствовать, что стал этому существу ненавистен?

Они ведь не встречались, он не имел возможности этого ощутить.

С другой же стороны, едва ли он знал закона своего мира и его особенности хуже, чем старший Керн.

Не поэтому ли он так охотно делился со мной своей силой на широкой кровати в чужом доме?

Не ради моего успокоения, не из милосердия, а из трезвого мужского расчёта — ставил на мне метку собственника, которую любому желающему придётся ещё оспорить.

Будь тот желающий человеком или нет.

Я с оглушительным в пустой комнате стуком поставила стакан и села в кресло, которое раньше занимал Бруно. Как будто это могло помочь мне соображать яснее или понять ход его мыслей.

Та естественность, с которой он говорил о моей возможной беременности от барона…

В доме мёртвой травницы я приготовила хороший отвар. Использовала надёжный, проверенный многими поколениями женщин состав. Его должно было хватить на месяц.

Стоило ли перестраховаться и попросить Мирабеллу о помощи?

Я сложила руки на животе, чтобы не чувствовать, как сильно они дрожат.

Ребёнок, за возможность родить которого я готова была отдать годы своей жизни, всегда был для меня мечтой. Я могла представить себе, каково будет взять его на руки, тёплый и родной комок. Как я стану любить его и растить. Как научу общаться с травами и ладить с людьми, не принимая близко к сердцу их боязливость и скудный ум. Как я научу его читать и писать, превью манеры, которые мне прививала мать.

В моих фантазиях мы с этим ребёнком, — неважно, сыном или дочерью, — жили счастливо, но никогда, никогда в этой картине не было места мужчине.

Я даже толком не думала о том, откуда мой ребёнок возьмётся — выбрать красивого человека, который мне не противен, и пригласить его в постель не казалось таким уж большим делом.

Однако я никогда не представляла себя замужней женщиной, матерью большого семейства.

Сама идея о том, чтобы пойти иным путём, — сначала выбрать мужчину, с которым мне спокойно и хорошо, а уже после рожать от него детей, — теперь казалась мне головокружительно странной.

С Вильгельмом мне было хорошо. Более того, моё сердце начинало заходиться при одной только мысли о нём, а в животе что-то сжималось в тугой комок от страха за него.

Всего на секунду, но я позволила себе представить, каково это могло бы быть — остаться с ним. Попутчицей, любовницей, другом, но продолжать следовать за ним в его странствиях, делить с ним еду с костра и походный мешок.

Смогла бы я довольствоваться этим?

Или однажды вынуждена была бы бежать от него без оглядки?

Ведь с ним всё наверняка оказалось бы совсем иначе — и ребёнок, и собака, и дом.

Монтейн наверняка стал бы великолепным отцом, заботливым и терпеливым, способным дать своему продолжению так много любви.

Удалось бы мне не думать об этом?

Как скоро я поняла бы, что хочу не просто ребёнка, а ребёнка от него?

Даже если бы это не было взаимно и нужно ему. Даже если бы он никогда об этом не узнал.

Ещё один правильный отвар, и зачать от него ничего не будет мне стоить. Всего один раз на прощание, и он спокойно отправится своей дорогой, а я смогу быть счастлива знанием о том, что не просто беременна, а жду малыша от него.

Интересно, что он в таком случае скажет о подлости?..

Я открыла глаза и тут же изумлённо моргнула, потому что за окном было темно. Стояла не то ночь, не то поздний вечер.

Выходило, что я уснула в кабинете, и никто не стал будить, даже если меня и хватились.

Рывком поднявшись, я одёрнула подол и огляделась по сторонам.

В кабинете ничего не изменилось, как будто никто сюда и не приходил. Вот только дверь, которую герцог Бруно оставил приоткрытой, была закрыта плотно.

До сих пор мне не приходилось перемещаться по замку одной, и теперь, выйдя в коридор, я всерьёз задумалась о том, в какую сторону следует идти.

Разумнее всего было вернуться в гостиную и попытаться сориентироваться уже оттуда.

Когда Бруно вёл меня в кабинет, я запомнила старинный канделябр и картину на стене справа, и теперь искала дорогу в темноте именно по этим предметам.

Сюда мы с Монтейном