«Рогор вышел,» — догадалась я.

      Ноги не держали, но я нашла в себе силы подняться. Как раз в тот момент, когда все селяне, разом, поклонились главнокомандующему. Наши взгляды встретились.

      — Вы зря искали защиты в крепости, — прежним, тихим, голосом сказал Рогор. Вот только смотрел при этом не на селян, на меня, и лицо его напоминало каменную маску. — Армия Горанга не трогает пахарей и рыбаков, не разоряет деревни и не насилует женщин. Вы можете расходиться по домам. Вреда вам никто не причинит.

      Толпа не шелохнулась.

      Всё правильно — сперва нужно дождаться, когда лев выйдет из клетки, а уж после мчаться самим. Иначе рискуешь перебежать дорогу этому хищнику и нажить очень опасного врага.

      Рогор повернулся к распахнутым воротам и пошёл прочь.

      Я замерла, превратилась в каменный барельеф. Сердце пропускало удар за ударом, ноги вросли в землю.

      Неужели не узнал?

      Он внезапно остановился, развернулся и пошёл ко мне, рассекая толпу, как атомный ледокол рассекает тонкий, речной ледок. Я приросла к стене и только очередной скачок температуры напомнил — я всё ещё жива.

      Рогор остановился в шаге. Лицо спокойное, взгляд непроницаемый, ладонь безмятежно лежит на рукояти меча.

      — Ты очень похожа на мою невесту, — тихо сказал Рогор. — Жаль, что ты — не она.

      …Он никогда, ничего не обещал. Я тоже клятв не давала. Единственное, что нас связывало — его пневмония, дубовые иголки шприцов и антибиотики.

      Так почему эти слова разорвали сердце в клочья?!

      Я усмехнулась, ответила с равнодушием, достойным могильного камня:

      — Бывает.

      Рогор круто развернулся и ушёл не оглядываясь.

      Всё. Баста. Кончилась наша сказочка.

      Горанский отряд умчался стрелой.

      Двор крепости опустел в считанные минуты: охающее стало людей и мычаще-ржащий довесок удирали со скоростью «Сапсана». Только мы с Косарем, как два идиота, сидели у стены и ошарашено молчали. Каждый о своём. К счастью, воины гарнизона были озадачены не меньше, поэтому нас не гнали.

      Чёрт, так что же получается? Рогор — главнокомандующий армии Горанга. И он поднял на уши сотню воинов, мчался через полстраны, чтобы меня отшить? И после этого, кто-то ещё смеет утверждать, что глупость — удел женщин, а мужики — эталон благоразумия?!

      Чёрт! Я даже проанализировать это не могу! Только подумаю — мозг на атомы распадается! А самое обидное в том, что я действительно дура! Возомнила себя пупом вселенной!

      «Выйду за ворота, горанцы от штурма откажутся… — мысленно передразнила саму себя. — Ага, нужна я горанцам, как Деду Морозу прошлогодний снег.»

      — Настя?

      Я даже подпрыгнула от неожиданности. Выпалила злобно:

      — Что?!

      Незаслуженно обиженный Косарь потупился.

      — Просто… Сидишь какая-то не такая… Грустная. Ты не рада, что всё закончилось?

      — Рада.

      — Что тогда?

      — Анекдот вспомнился.

      Что есть «анекдот» Косарь помнил по путешествиям в мой мир. Но всё равно уставился вопросительно.

      — Почему Джо такой неуловимый? — отозвалась я. — Потому, что он на фиг никому не нужен.

      Уловил ли Косарь аллегорию, так и не узнала. Моё внимание привлёк вышедший из крепости Хабыч. А я-то думала — мы единственные «гражданские», кто остался здесь. Торговец с масляной улыбкой рассказывал о чём-то толстощёкому, тот глядел скептически и важно.

      Я набралась наглости окликнуть недавнего «помощника»:

      — Эй, Хабыч!

      Старик одарил быстрым взглядом, вжал голову в плечи. Но его спутник двинулся к нам, и торговцу пришлось тащиться следом.

      — Слушай, Хабыч. А как столичная колдунья выглядит? — бесцветно спросила я.

      Торговец побледнел и присел. Чёрт, наверно не стоило задавать этот вопрос при воине гарнизона.

      Губы толстощёкого тронула улыбка, он презрительно покосился на Хабыча и неожиданно сказал:

      — Необычная баба. Волосы такие… белые-белые. И губы — во! — на последних словах воин выкатил собственные губы, довольно похоже изобразил «силикон».

      Меня удивило не описание, а осведомлённость гарнизонного вояки.

      — А ты… вы откуда знаете? — пискнула я.

      — Как откуда? Она ж три месяца тому приезжала.

      — Сюда?

      — Ну так, — подбоченился страж. Гордость вояки не знала границ. Кажется, от него снова веяло алкоголем.

      — А зачём? — спросила я осторожно.

      — Ящик привезла.

      — Какой ящик?

      Толстощёкий снова заулыбался, стал похож на довольную, раскормленную жабу. Выкладывать подробности он явно не собирался.

      — Не знаете, — со вздохом заключила я.

      Наверное, в этот момент даже Станиславский воскликнул бы «браво!». Вот и вояка уверовал в мою искренность.

      — Кто не знает? Я не знаю? Да я тут! Я! Я второй человек после коменданта! Пойдём!

      Меня схватили за руку и потащили в крепость. Я с замиранием сердца молилась, чтобы на нашем пути не встретился дурень, способный вразумить бравого военного.

      У самого входа столкнулись с парой воинов. Я уже видела этих ребят, и их ношу, только… Только в прошлый раз не обратила внимания, что ящик этот выкрашен зелёной армейской краской, а сбоку проступает чёрное клеймо с циферками.

      — Вот! — воскликнул толстощёкий. Скомандовал: — Ну-ка, поставь!

      Ребята подчинились, правда косились на товарища как на психа. Тот барским движением отбросил скобы, распахнул ящик и заулыбался, глядя на моё потрясение.

      Мама дорогая… Это же… Чёрт!

      Каких сил стоило восхищённо вздохнуть и кокетливо выяснить, что в гарнизоне только один такой ящичек, знает только бог. Ещё труднее было объяснить Косарю, почему тот должен быстренько собрать наши вещички и оседлать лошадей, пока я продолжаю задабривать воина. Ну а удрать из крепости после получаса кокетливых разговоров… если бы ни подоспевший комендант, эта миссия была бы просто невыполнимой.