— Ты этого не делал, — шипит он. — Скажи мне, что ты этого не делал.

Нахмурившись, я пытаюсь оторвать его от своего запястья пальцами свободной руки. — Чего не сделал? — Я огрызаюсь. — О чем ты говоришь?

— Церемония Трейктус.

Мои пальцы перестают впиваться в его, когда я поворачиваю голову к Ариадне, чтобы услышать ее ответ. — Что?

— Церемония переноса, — рявкает Кэдмон, слегка встряхивая меня. От этого движения края решетки врезаются в него еще сильнее. Кровь быстрее стекает по его плоти на пол.

— Я не… — Я моргаю и пытаюсь вспомнить ночь Очищения. Образы огня, статуй, вина и… кожи на моей коже, вторгаются в мою голову. Несмотря на напиток, который Каликс заставил нас выпить, чтобы облегчить боль после, простая попытка вспомнить ту ночь все еще оставляет у меня дурные предчувствия и боль в висках.

— Вдыхай через нос, а выдыхай через рот, — предлагает Ариадна. Ее голос успокаивает.

Я делаю, как она приказывает. Вдыхаю через нос, вдыхаю до тех пор, пока грудь не сдавливает от нехватки места, а затем выдыхаю через рот. Я повторяю это действие несколько раз, смутно слыша ее голос, хотя она обращается не ко мне. После того, как боль в голове утихает, я открываю глаза, понимая, что закрыл их, и обнаруживаю, что мою руку отпустили, а Кэдмон стоит в стороне от решетки, уставившись на меня с незнакомым выражением лица.

— Я не знаю, что такое церемония Трейктус, — повторяю я. — Но Боги призвали нас на церемонию Очищения несколько ночей назад.

Кэдмон продолжает молча смотреть на меня. Ариадна выходит вперед и начинает задавать вопросы. — Что они заставили вас сделать? — требует она ответа.

— Я… — Прошлая боль задерживается на краях моего сознания, словно ожидая шанса вернуться. — Я действительно мало что помню, — наконец говорю я. — Это было в саду статуй, — говорю я ей. — Там был большой костер, и нам сказали обтирать себя пеплом, когда он упадет на нас.

Ее лицо бледнеет. — Там была выпивка? — спрашивает она.

— Да. — Я киваю, в моем сознании немного прояснилось. — Это было так вкусно… лучшее, что я когда-либо пробовал. Играла музыка, и все танцевали. — Вино, однако, было тем, что я до сих пор помню. Мой желудок переворачивается и булькает от желания. Мои руки дрожат, когда я подношу их к голове. — Вино было…

— Это было не вино. — Голос Ариадны прерывает мои слова.

Я смотрю на нее. — Не вино?

— Это было заклинание, — наконец произносит Кэдмон гортанным и напряженным голосом. — Очень старое заклинание, предназначенное для передачи способностей сильного слабому.

— Одним из побочных эффектов является потеря сдержанности и памяти, — говорит Ариадна.

Чувство чего-то потерянного, которое я испытал утром после церемонии Очищения, возвращается с полной силой. Я медленно опускаю руки по швам и смотрю на двух Богов. Единственное, что нас разделяет, — это клыки их клеток. Мой разум делает выводы из их слов, но я боюсь подтвердить их.

Свет над нами снова мигает. На этот раз никто на него не смотрит. У меня болит спина. В черепе стучит. Мои ладони еще больше увлажнились от пота, и я закрываю глаза, пытаясь сдержать свои эмоции, сосредоточивая больше энергии на поддержании этого маленького огонька. Мне никогда не приходилось так много напрягаться, и это еще одно доказательство, в котором я не нуждаюсь.

— Они забрали не все, — бормочу я, снова открывая глаза, как только немного вспыхивает свет и я чувствую себя более уверенно. — Почему?

Ариадна качает головой, ее лоб морщится, две серебристые линии бровей сходятся вместе. — Я не… — Она не заканчивает фразу, предпочитая вместо этого посмотреть на Кэдмона, пока он говорит.

— Церемония Трейктус может быть проведена сама по себе, — заявляет он. — Но в сочетании с двумя другими это может привести к большой катастрофе.

— Что за катастрофа? — Спрашиваю я. Мое сердце колотится в груди, звук становится громче в ушах.

Его взгляд отрывается от моего и опускается на землю. Я следую за ним и понимаю, что он смотрит на книгу. Наклоняясь, я поднимаю ее и протягиваю ее обратно. Возможно, будет немного трудновато просунуть ее сквозь прутья, не порезавшись, но на этот раз он дотягивается до нее и просовывает через тонкие отверстия, где сходятся нижние и верхние зубцы.

— Этот старый гребаный дурак. — Я моргаю, когда Кэдмон практически выплевывает слова, держа книгу.

— По-моему, я никогда не слышал, чтобы ты ругался, — бормочу я, все еще удивленный.

Он поднимает на меня глаза. — Я редко это делаю, — отвечает он, — но в данном случае это оправдано.

— Это хуже того, что он уже делает? — Я спрашиваю. — Кайра сказала, что когда она заглянула в его разум, то увидела табу — что он и другие члены Совета Богов высасывали Божественность из Смертных Богов, чтобы продлить их жизни и сохранить видимость.

— Кайра заглянула в разум Трифона? — Спрашивает Ариадна, протягивая руку и хватаясь за решетку.

Мой взгляд скользит к ней, когда я киваю в ответ, прежде чем снова посмотреть на Кэдмона.

— Хуже не бывает, — медленно произносит Кэдмон, словно тщательно подбирая слова. — Это то же самое, просто в гораздо большем масштабе.

— Насколько большем?

— Она заглянула в разум Царя Богов, и он не убил ее? — Ариадна прерывает меня прежде, чем Кэдмон успевает мне ответить.

Я хмуро смотрю в ее сторону. — Нет, он ее не убивал. Вероятно, он не хочет признавать, что не смог проникнуть в ее разум. Это единственная причина, по которой она смогла проникнуть к нему.

Ариадна качает головой. — Нет, это не так.

— Что? — Отвлеченный ее словами, я перевожу свое внимание с нее на Кэдмона и обратно. — Что ты имеешь в виду?

Костяшки ее пальцев белеют, когда она сжимает прутья решетки до такой степени, что готова порвать себе кожу. — Ты знаешь, что не все Смертные Боги наследуют свои способности от родителей, — говорит она, делая паузу, чтобы убедиться, что я киваю в знак согласия. Когда я киваю, она продолжает. — Несмотря на это, определенный процент действительно наследует их способности, каким бы незначительным он ни был. Кайра уже доказала, что обладает некоторыми из моих способностей, но если она смогла проникнуть в сознание Трифона, возможно, она унаследовала и некоторые способности моих родителей.

— Хотя у Смертных Богов обычно есть только одна способность, — говорю я.

— Обычно, — соглашается она, резко вздергивая подбородок. — Но не всегда. Если Трифон не убил ее за то, что она воспротивилась его попытке залезть к ней в голову, то он, должно быть, уже подозревает, что она моя дочь — его внучка.

— Похоже, для