Леонардо уже меня ждал. Как и в моих мечтах, он тут же оказался рядом и хоть и не упал на одно колено, но поцеловал руку и зашептал комплименты.

Голубоглазый блондин с идеальными чертами лица. В этот момент он показался мне красивее всех парней, которых я когда-либо видела. Леонардо потянул меня внутрь комнаты с одиноко горящей на столе свечой, и я, как сомнамбула, двинулась следом. Но внезапно увидела стоявшую чуть правее кровать и дернулась, немного приходя в себя. Таких компрометаций мне не нужно! Но Леонардо успокаивающе сжал мою ладонь и погладил ее большим пальцем, отчего у меня побежали странные мурашки и слова возмущения застыли на губах. А потом он обхватил меня за затылок и поцеловал. Никогда не думала, что обычный поцелуй может так кружить голову!

А потом начался сущий кошмар.

Дверь с грохотом отворилась, и в комнате стало ярко от многочисленных свечей. (И откуда только они взялись?) Послышались возмущенные ахи и вздохи. В первых рядах я увидела злорадно ухмыляющееся лицо «подруги». А позади полные ужаса глаза мачехи.

Нет-нет, так не должно было случиться!

Я посмотрела на Леонардо, пытаясь найти в нем защиту от всего этого, но наткнулась на его холодный безразличный взгляд.

— Я всего лишь хотел развлечься, и девушка оказалась не против, — произнес он, и мне показалось, что пол ушел у меня из-под ног.

Далее было унизительное освидетельствование лекарем о том, что я еще девушка; домашнее заточение; разговор с настоятелем храма, который наложил на меня епитимью годового пребывания в монастыре; разговор с отцом о том, как я его подвела и каким ударом для репутации рода оказалось мое поведение, ведь король подобного не любил и уже выказал моему отцу свое неудовольствие по этому поводу; нескончаемые причитания мачехи о том, что я поставила под удар будущее своих братьев и сестер. Последней каплей стали тихие, но от этого не менее колющие душу слова тетушки о неблагодарности и том, что теперь я, как и она, могу навсегда остаться старой девой, буду прозябать, нянча своих непутевых племянников, и никогда не увижу женского счастья.

Чувство вины, ощущение предательства, растоптанная первая любовь, беспросветное отчаяние, в которое превратились все последние дни, — все это и привело к тому, что красивая восторженная девочка решила умереть, лишь бы это все закончилось. Бесконечное «ты должна» и «как ты могла» вместо «мы тебя любим и все переживем». Ей хватило бы одного слова поддержки, чтобы удержаться на краю и все выдержать. Но вышло как вышло, и теперь… я здесь вместо нее.

И будь на моем месте прежняя Анна, она бы наверняка отказалась от предложения канцлера, но здесь теперь я.

— Говорите, нужно привлечь внимание мужчины и в идеале женить его на себе?

— Именно.

— Зачем?

— Это вас не должно интересовать.

— И тем не менее. Если бы вам нужно было только это, вы бы нашли менее скандальную персону, чем я.

Мужчина усмехнулся.

— Я рад, что мне попалась такая умная мадемуазель. Теперь я уверен, что сделал правильный выбор. Все и в самом деле не так просто, как кажется. — И внезапно огорошил меня вопросом: — Что вы знаете об одержимых?

[1] Обращение к аббатисе

Глава 5. Женское любопытство

Что я знаю об одержимых?

Первой мыслью было: он знает, что я ненастоящая Анна! Потом волна паники схлынула, и я сообразила, что в таком случае он не выглядел бы таким спокойным. Наверное. В любом случае нужно срочно брать себя в руки.

— Что я знаю об одержимых? — протянула я, давая себе время собраться с мыслями. А то молчание слишком сильно затянулось. — Лишь общеизвестные факты о том, что духи изнанки могут вселиться в человека в минуты глубокого отчаяния, когда он обращается не к Пресветлому и его святым, а к Темному и его цепным псам. Вселение духа изнанки выпивает из человека все жизненные силы, и в итоге одержимый умирает, но до этого чаще всего успевает убить не только своих обидчиков, но и своих близких.

— Почему же вы интересовались этой темой у монашек?

Н-да, кажется, здесь доносят каждое мое слово. А я, наивная, думала, что мой интерес никто не заметил.

— Любопытство, — пожала я плечами. — Та ночь… — Я многозначительно посмотрела на канцлера, намекая, какую именно ночь имела в виду, ведь притворяться, что «я не я, и лошадь не моя»[1], — глупо. В глазах мужчины блеснуло что-то непонятное, но он понимающе кивнул. — Мне захотелось больше узнать об этом явлении. Но, к сожалению, я не смогла найти в монастырских книгах ничего, кроме того, что уже знала, а монахини на мои вопросы отвечать не захотели.

— И почему вы думаете, что знаете не все об этом, как вы выразились, явлении? — заинтересованно смотрел на меня мужчина.

— Видите ли… — Я ступила на довольно тонкий лед, как бы не провалиться. Но не говорить же, что сама являюсь непонятно кем? То ли душой изнанки, то ли… Кем? Просто заблудившейся душой? И мне хотелось бы понять, как и почему я оказалась в этом мире. — Я видела в церкви ту женщину. Красивая, богато одетая, явно аристократка. А раз ее привезли лично вы, то совсем непростая. Что могло ее заставить впасть в такое отчаяние, чтобы решиться призвать в себя дух изнанки? Ведь все знают, что тогда человек умрет. — Канцлер слушал мои рассуждения и кивал, как бы подбадривая меня продолжать. — Конечно, я могу и ошибаться. Я ведь и в самом деле ничего не знаю о той женщине. Но я подумала: а нет ли каких-то способов призвать дух изнанки в тело человека, минуя его волю? Эта мысль показалась мне страшной, отталкивающей, но это сподвигло меня попытаться узнать больше.

— Какие интересные у вас рассуждения… — Канцлер задумчиво постучал указательным пальцем по губам.

— Не так давно мне наглядно доказали, что есть те, кого не сдерживают никакие моральные принципы и кому чуждо сострадание. И теперь я очень скептически отношусь к порядочности некоторых людей и готова допустить всякое.

— Да, вам пришлось очень быстро и болезненно повзрослеть.

Я поморщилась, не желая обсуждать эту тему. Я еще обязательно найду способ отплатить «учителям» Анны за их науку, но пока мне нужно понять, чего же на самом деле хочет от