– Я смогу.

Мы дружно посмотрели на Дара, голос которого дрогнул. Но сам он решительно сжал руку Шарлотты.

– Я смогу запечатать проход.

– Чушь, – фыркнул Дэваль.

– Не чушь! – Дар покраснел до кончиков ушей, но его глаза опасно блеснули. – Я уже делал подобное! Я умею воплощать то, что рисую. Умею создавать реальности. Я сделал одну такую.

Он сник и нехотя признался:

– И заточил в нее Олив.

Я присвистнула. Вот это да! Тихий творческий братик, оказывается, не такой уж тихий. И намного более творческий, чем мы предполагали.

– Это может тебя убить, – сказала я. – Мир арахн, судя по тому, что рассказывала Ева, лишен условий для жизни таких, как мы. Никто бы не выжил на куске камня, дрейфующем по Вселенной. Никто бы не выжил на дне океана.

– Плевать! – Дар тряхнул волосами. – Если это избавит Мортрум от мамы – плевать!

– Нет, не плевать! – рыкнул Дэв.

– Пожертвуешь всем ради одного? Предпочтешь погибнуть? Позволишь Лилит победить?

На это ни у кого из присутствующих не нашлось ответа. Кроме Тордека.

– Дар – сын арахны. Его сила схожа с ее, схожа с той, что правит в чуждом Пангее мире. У них с Шарлоттой может получиться. В наш мир пришли двое. Двое уйдут. Чаши кастодиометра вновь придут в равновесие.

– Мой брат – не грузик на твоих гребаных весах! – рявкнул Дэваль.

– Вот только ты пытаешься выторговать не жизнь брата, а лишь пару его лишних вдохов, – возразил Тордек. – Ты еще не понял, страж Грейв? Твой брат готов преподнести тебе величайший дар – жизнь. Быть может, в этом его предназначение. Быть может, он получил свое имя, чтобы вы помнили о нем в новом мире? Как бы то ни было, мы либо попытаемся, либо сгорим в пламени ярости Лилит. Вам решать, Повелительница.

Взгляды присутствующих обратились ко мне. До этого момента я надеялась, что все разрулится как-нибудь само. Дар решительно выступит за, Дэв – против, и в споре они найдут пресловутую истину, тот самый выход, который устроит всех. И мне не придется ничего решать.

Но в них еще был силен вбитый Вельзевулом закон. Повелитель решает все.

И сейчас они ждали меня.

И нет, это было не самое сложное в моей жизни решение, я не лгала Харону – свою главную жертву я уже принесла и бросила ее к ногам Лилит. И если сейчас позволю ей победить – зачем все это?

– В одном случае мы рискуем жизнями Дара и Шарлотты. Отправляя их в мир арахн, мы точно знаем, что больше не увидим их. Во втором случае мы не рискуем ничем. Мы точно знаем, что в конечном итоге погибнем. Иных и душ, которые считают меня Повелительницей, осталось совсем немного, но они есть. И как бы я ни любила Дара, я не могу приговорить всех остальных, если есть хоть малейший шанс на спасение. Поэтому если Дар и Шарлотта готовы, то я поблагодарю их за шанс для Пангеи. Если нет – то не стану приказывать. И сделаю все, чтобы победа обошлась Лилит как можно дороже.

– Мы готовы, – произнес Дар.

Шарлотта кивнула.

Дэв помрачнел, но промолчал, а Тордек едва заметно выдохнул. Даже ему не хотелось сдаваться.

– Что ж, у нас остается не так уж много времени. Когда Дар и Шарлотта запечатают проход, магия Лилит перестанет питать границы. Вероятнее всего, миры начнут стремиться к объединению. Скажу честно: я понятия не имею, что произойдет и не является ли это лишь другим способом погибнуть. Мы должны быть готовы ко всему.

– Что будет с Лилит? Ее можно будет убить обычным оружием? – спросила я.

– Без магии она погибнет сама, наши миры не приспособлены для жизни арахн. Без магии она превратится в странный нежизнеспособный гибрид.

– А ее дети? Дэваль и Самаэль?

Тордек пожал плечами.

– Человеческий облик наследников позволяет мне предположить, что крови арахны в них недостаточно, чтобы отсутствие ее магии повлияло на их существование. Но утверждать этого, разумеется, я не могу. Возможно, если мы все станем частью новой Пангеи, они будут обычными людьми. Возможно…

Он замолчал и пристально на меня посмотрел.

– Ну что, Повелительница, все еще полны решимости?

– Полна, – за меня ответил Дэваль. – Раз рискует Дар, рискуем и мы. Все справедливо.

– Тогда, – Тордек склонил голову, – нам понадобится помощь Селин, чтобы открыть портал к проходу в мир арахн. И немного удачи.

Но он ошибался: удачи потребовалось много.

Когда мы уже направлялись к порталу, заблаговременно открытому Селин, чтобы вернуться в Мортрум, я вновь бросила взгляд в сторону балеопалов, державшихся на почтительном расстоянии, и снова показалось, словно среди худощавых тел мелькнуло что-то знакомое.

– Идите, – махнула я своим, – я через пару минут. Надо кое с кем пообщаться.

К счастью, никто не стал задавать вопросов. Только Дэваль с подозрением покосился, но, получив короткую и ободряющую улыбку, успокоился. Я точно не собиралась сигать за Хароном или делать другую подобную глупость.

Один из балеопалов любезно подкинул меня на лодке к соседнему скоплению скал. Когда я поднялась наверх, других там уже не было. Лишь тот, кто и привлек мое внимание.

Харриет смотрелся здесь странно, чужеродно и нелепо – с его ярко-рыжей шевелюрой и слегка потасканным старомодным костюмом.

– Я надеялся, ты решишь, что тебе привиделось, – сказал он, хотя улыбка говорила об обратном.

– Решила бы, если бы не держала в уме, что ты исчез. Я думала, тебя утащили в Аид.

– Когда вернулась Шарлотта, у меня осталось два варианта. В Аид или к ней в лапы.

– Я бы не позволила.

– Аида, – Харриет усмехнулся, – ты бы точно так же не узнала.

Справедливо. Совру, если скажу, что мысль, будто именно Шарлотта стала виновницей исчезновения Харриета, мне в голову не приходила. Отчасти я верила в свою интуицию, которая говорила, что Шарлотта ничего не делала. Отчасти относилась к подобным мыслям с фатализмом: даже если сделала, то что? Сожранного не воротишь.

– Как ты оказался здесь?

– Стал искать третий вариант и вспомнил, что есть Харон. Заплатил ему – и оказался здесь.

– А память? Ты должен был все забыть.

– Балеопалы, – пояснил Харриет. – Они намного сильнее и умнее, чем мы думаем. Они приняли меня, а когда убедились, что я и впрямь хочу назвать их дом своим, вернули мне память в качестве жеста доверия. Так что я вроде как теперь один из них. Интересные ребята. Знают массу всего! О магии, о мире, о жизни и смерти. Ты знала, что балеопалы помнят наш мир таким, каким он был еще до раскола?

– Да, – улыбнулась