Удивление на ее лице становится еще отчетливее.

– Так что спасибо тебе, – продолжаю я. – Спасибо, что оберегаешь то, что сделало мое детство таким особенным. Спасибо, что подарила традиции, которые соединяют меня с Лизель и со всеми, кто живет в Источнике. Спасибо, что объединяешь нас, Перхта. Но у меня не было ничего общего с алеманнами, если бы они все еще были здесь, не так ли? Традиции древних племен отличались от наших. Наши традиции, которые ты оберегаешь, – они не всегда являлись таковыми. Они менялись. Когда-то они были лишь идеями, которые смешивались с другими идеями, пока не стали чем-то, на чем мы смогли построить фундамент. Когда-то они были предвестниками перемен, не так ли, Перхта? – Я тяжело дышу, стараясь, чтобы она поняла меня. – Традиции всегда берут начало в переменах.

Рука Перхты дрожит. Ее потрясенное лицо не меняется, губы сжаты в тонкую линию.

– Ты говоришь, что традиции священны, что их нельзя изменять, но они и есть изменение. – Слезы катятся по моим щекам, поэтому, когда я пытаюсь улыбнуться, понимаю, что улыбка получается беспомощной и жалкой. – Ты богиня правил и установлений, но это значит, что ты также и богиня перемен, потому что перемены – это признак хороших традиций. Того, что мы сумели выжить, чтобы эволюционировать.

Я склоняю перед ней голову. Впервые делаю это добровольно, а не из-за угроз или страха.

– Спасибо тебе, Перхта, – повторяю я. – Спасибо, Мать, за то, что оберегаешь своих детей, даруя нам простор для роста. Но теперь мы выросли. И это потому, что ты преуспела. Ты, богиня перемен и традиций.

– Ты пытаешься манипулировать мной. – Это все, что она говорит, но ее голос звучит хрипло.

Я не поднимаю глаз, а моя рука все еще лежит на камне в ее ладони.

– Нет. Я устала бороться с тобой. Я не хочу бороться с тобой. Может, я и чемпион Хольды, но в первую очередь я ведьма, а ведьма принадлежит всем трем богиням. Я не желаю, чтобы ты была моим врагом. Но чтобы помогала мне. – Теперь я смотрю на нее. – Помоги создать новые традиции для нашего народа, чтобы мы могли продолжать расти.

Перхта не сводит с меня глаз. Ее лицо – маска, такая же каменная, как и у статуй, такая же свирепая, как у чудовищ, которые загнали нас в эту гробницу. Но ее рука дрожит под моей, и эта дрожь выдает эмоции, которые таятся в глубине ее глаз, обнажает блеск, который намекает на боль.

Она боится. Она боится так же, как и Хольда. Они видели, как наших людей убивали, пытали и сжигали, сажали в тюрьмы, ссылали. Они видели это и делали все, что могли, чтобы остановить беспредел, какими бы тщетными ни были их попытки. Но в глазах Перхты я вижу и то отчаяние, которое было вложено в создание Древа, ужас, который превратил ее в злую, грозную богиню правил, пугающую в ночных кошмарах детей.

Она пыталась использовать страх, чтобы обезопасить нас. Но время, когда нужно жить в безопасности, прошло.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать Дитеру разрушить Древо, – обещаю я. – Но не думаю, что смогу сделать это без тебя.

Перхта молчит.

Но темнота, которая сгущалась по краям зала, отступает, вытесняемая лучами неземного белого света. Он становится ярче, и мне приходится зажмуриться от обжигающего сияния…

Когда я открываю глаза, Перхты нет.

Статуя вернулась в свою нишу.

А камень воздуха у меня в руке.

21

Отто

Все происходит в мгновение ока. Только что Фрици тянулась к камню, который держала статуя, а в следующее мгновение статуя уже в нише, а Фрици оседает рядом со мной, будто сама только что поучаствовала в битве. Корнелия и Алоис даже не замечают произошедшее, не прекращая ссориться из-за травмы Корнелии, но я вижу.

Что-то случилось.

– С тобой все в порядке? – спрашиваю я, обнимая Фрици. Она опирается на меня. Возможно, даже и хорошо, что я не колдун, обладающий силой, которой обладает Фрици. Если бы я был им, то использовал бы каждую каплю магии, чтобы перенести нас далеко-далеко и защитить Фрици от необходимости когда-либо снова сражаться. Я так устал, что Фрици доводят до изнеможения.

Что-то заставляет Корнелию и Алоиса поднять глаза.

– Что случилось? – спрашивает Алоис, заметив, как Фрици ссутулила плечи.

Корнелия отталкивает его в сторону и бросается к подруге:

– Фрици?

– Я в порядке, – заверяет она, выпрямляясь. Вытягивает руку, показывая нам камень воздуха. Корнелия сдавленно охает.

– Дитер не сможет уничтожить Древо без всех трех камней, – говорит Корнелия, и в ее голосе слышится облегчение. – О, слава Триединой! Может, у него и есть камень воды, но этот у нас, и значит, магия в безопасности.

– А камень земли все еще хранится в Источнике, – добавляет Алоис. – Два из трех, неплохо.

Мы с Фрици переглядываемся. Мы уже видели, насколько сильным стал ее брат с помощью лишь одного камня. Того, что мы защищаем магию и Источник, недостаточно. Мы должны защитить и людей, которых Дитер готов обречь на смерть, чтобы заполучить желаемое.

Пустые глаза Йоханна, посиневшие губы, его безжизненное тело на мокром каменном полу…

– Знаю, знаю, – говорит Корнелия, заметив выражение лица Фрици. – Но это уже что-то. И мы можем отпраздновать победу.

Я оглядываю усыпальницу. Под ногами хрустят обломки статуй, а та, что отдала Фрици камень, теперь стоит, выпрямившись во весь рост и прижав руку к боку.

– Давай для начала выберемся отсюда, – предлагаю я.

Корнелия и Алоис соглашаются, поворачивая в сторону коридора, который ведет в большое помещение, куда мы провалились.

– С тобой действительно все в порядке? – тихо спрашиваю я у Фрици. У меня болят все мышцы, я устал после битвы, но не так сильно, как должен бы. Спасибо Фрици. Она уверенно кивает, но, если только споткнется, я вынесу ее из проклятого кургана на руках.

Однако Фрици не спотыкается. Ее пальцы стискивают камень так сильно, что костяшки побелели, и я едва успеваю разглядеть его гладкую поверхность в ее сжатой руке, когда она быстро догоняет Корнелию и Алоиса.

Все вокруг выглядит еще более темным и вызывает ощущение клаустрофобии.

– Это… это место не кажется вам меньше, чем прежде? – спрашиваю я,